Смотритель мельком взглянул на снимок:

— Маринка, что ли? Нет, упаси Боже! Это директриса наша. Маринка молодая. Фотографироваться не любит. Стесняется.

Я был почти уверен, что аромат сладкой карамели принадлежит этой самой «Маринке». На душе вдруг отлегло, когда оказалось, что на фото не она. Какого хрена меня это так сильно волнует?! Из-за того, что она пахла как-то по-особенному? Да ни черта особенного. Обычный запах. Духи и карамель. Только на языке почему-то стало сладко.

— Давай за стол! Сто лет тебя уже не видел! Расскажи хоть, как там мир?

Я опустился на шатающийся стул и пожал плечами:

— Нормально все. Ничего нового. Лучше ты мне расскажи, как тут дела обстоят? Все настолько хреново, что никто не может замазать стены?

Георгий Иванович вздохнул и, отведя взгляд, принялся наполнять рюмки своей ореховой наливкой:

— Выпьем? За встречу.

— Я за рулем.

— Разве ж тебе это когда-то мешало? Переночуешь у меня!

Идиотская мысль, что если задержусь, смогу узнать, кому принадлежит этот чертов аромат, заставила потянуться к рюмке. Сам для себя придумываю оправдания… Какого дьявола происходит в моей голове? Только что осуждал прадеда, поехавшего из-за хитрой твари, а самому мозги свернуло от аромата какой-то девки, которую я даже не видел. Я залпом осушил рюмку. Наливка мягко обожгла горло, разлилась внутри теплом и горьковатой сладостью.

— У-у-ух, хор-р-рошо… Семь лет держал! Не открывал, пока ты не приедешь. — Смотритель снова улыбнулся и набросился на еду. — Ты ешь-ешь! Закусывай! Хотя, ты-то покрепче меня будешь.

— Георгий Иваныч, не тяни. Что тут творится?

— А тебе что ж, никто ничо не докладывает? У вас же с этим строго.

— Мне из тебя под пытками вытягивать?

Старик бросил на меня тяжелый взгляд:

— Ты уезжай отсюда, пока можешь.

Я даже хмыкнул:

— Я только приехал.

— Вот сразу и уезжай.

— Георгий Иваныч…

Он нетерпеливо перебил меня:

— Да что? Что?! Тут плохое творится, Дагмар. Плохое! Всех ваших косит. Одного за другим. Ты молодой еще. Здоровый. Крепкий. Оставь этот пропащий город и уезжай. Девушку найди, детишек нарожайте. Живи. А отсюда подальше убирайся! Как можешь далеко.

Что за..? Херня какая-то.

— А теперь давай с самого начала и со всеми подробностями.

Смотритель хмуро на меня зыркнул:

— Вот ты упертый… Говорят тебе: тикай отсюда!

— Георгий Иваныч, ты ж понимаешь, что этот… — Я вовремя прикусил язык, вспоминая, что дед не любит, когда я матерюсь. — …город теперь мой.

— Твой отец пытался вытащить Логовец из болота. А братец твой… тьфу! Царство ему небесное. Не будем плохо. Помянем! — Он снова наполнил рюмки и тут же положил мне в тарелку пару едва теплых котлет. — Ешь давай.

Мы, молча, выпили. Горькая терпкость обожгла язык.

— О покойниках либо хорошо, либо никак, но Грегор… не туда он полез.

— Во что умудрился вляпаться?

— Да не знаю я. Но поговаривают, что Орден вернулся. Тут больше небезопасно. Недели не проходит, чтобы без убийств.

Я напрягся, ощутив то же самое, что и по дороге сюда. Предчувствие беды.

— Какие еще убийства?

— Ты ничего не слышал?

— Мне даже не доложили об этом. — Я чувствовал, как увязаю в трясине все глубже и сильнее. А в голове уже формировался список всех, кому следует выпустить кишки. Причем, показательно.

— Я тебе расскажу все, что слышал. Но это только слухи. Слово здесь, слово там… Грегор во что-то влез. Во что-то серьезное. Я слышал, что у Ордена новый глава. И он всерьез взялся за ведьм.

Я потер переносицу. Все это звучало дерьмово.

— Откуда информация?

Смотритель как-то странно на меня посмотрел, а потом выдал:

— От твоего отца.

Обычно, я соображал быстро. Но не сейчас. Даже подумал, что ослышался:

— Что?

Георгий Иванович тяжело вздохнул:

— Последний раз, когда он здесь был… За день до своей смерти. Он заставил меня поклясться, что я уговорю тебя уехать. Сказал, что не смог справиться с заразой, а значит, и никто не сможет… Кроме тебя. Но ты молод, и имеешь право на нормальную жизнь. Ты не обязан разбираться с тем, что здесь творится. Он считал, что должен был оставить тебе другое наследство.

Единственное, что я испытывал, слушая смотрителя, — желание расхохотаться. Отец мог такое сказать… если бы был под градусом, не в себе и его бы много часов подряд пытали. И то вряд ли.

Я хмыкнул:

— Я почти рыдаю. Все это ужасно трогательно. А теперь к делу.

— Вот зря ты так. Он тебя любил. По-своему, но любил.

Я кивнул, даже не скрывая иронию:

— Очень сильно по-своему. — В любом случае я был благодарен ему за то, каким стал. Помогло ли мне его «воспитание»? Однозначно. Воспитывал бы я своих детей так же? Никогда. — Я хочу знать все, Георгий Иваныч. Что ему удалось выяснить? И что удалось выяснить тебе?

— Не отступишься, значит?

Иногда мне казалось, что смотрителю лет триста. Он говорил так, как могли говорить пару веков назад. Раньше я не сильно задумывался над тем, кто он среди мне подобных? Просто человек, посвященный в тайны сильнейших? Или… или было что-то, чего я не знал? Чего не знал никто. Но определенно точно понятие «просто человек» ему не подходило.

— Я приехал сюда, оставив все дела. Все свои территории. Не для того, чтобы посмотреть, как тут творится хуйня, и уехать обратно.

— Следи за языком! — Смотритель бросил на меня гневный взгляд, но когда я в упор прямо посмотрел на него, тут же отвел глаза.

Я видел, что он скрывает что-то важное. Много всего важного. И вряд ли это мне понравится. Но, черт возьми, я вытрясу из старика правду.

— Я жду.

— Ты бы о себе подумал. О семье своей…

Это уже начинало раздражать. Я зло рявкнул:

— Нет у меня семьи!

— Ну так и займись этим! Вон бугай какой! Неужели, без девки нравится жить? Я вашу породу хорошо знаю. Вы ж ненасытные. Вам баба нужна. Да так, чтоб на всю жизнь. И детишки. На пацанве помешаны. Только сыновей вам подавай.

— Георгий Иваныч, кончай треп. Я разберусь, как мне жить.

Мне показалось, что даже морщины на его лице стали глубже. Неожиданно он поднялся, открыл кухонный ящик и достал жестяную банку. Сняв крышку, вытащил пухлый желтый конверт и бросил на стол передо мной.

— Просил передать тебе. Если не отступишься.