...Гвоздем концерта были пятнадцать гимнов Магадану, сочиненные магаданским композитором. Глядя на обрюзгшую оперную певицу, Плохиш зевнул.

— А как у вас насчет шкурок? — поинтересовался он.

— Каких шкурок? — не понял чиновник.

— Ну, телок. Есть они тут, нет? Или вам мамка мутиться запрещает?

— Этого добра навалом! — заверил чиновник. — Половина девок магаданских этим промышляет — жить-то надо. Я, правда, сам не специалист по этой части, — поспешно прибавил он. — Семья у меня, и зарплату уже полгода задерживают. Но объявлений во всех газетах полно. Да вам в гостинице должны были предлагать. Они обычно сами телефоны обрывают. К нам люди приезжают из других городов жалуются, что спать не дают. И звонят, и стучат, только что не насилуют.

— А мне никто не звонил, — нахмурился Плохиш. — Опять, что ли, меня кинули?

— А ты где остановился, в «Сопках»? Что ж ты хочешь, это папкина гостиница. Проституткам туда под страхом смерти соваться нельзя, милиция кругом.

Уральскую делегацию разместили в разных местах: Плохиш, в числе особо приближенных, попал в гостиницу областной администрации, с коврами на лестницах и горячей водой в номерах. Прочих засунули в грязный отель на отшибе.

— Блин! — выругался Плохиш. — Где же шкур добыть? Неделю уже без баб, терпежу нет, скоро собак ловить начнем.

— Не надо было в блатные лезть, — посмеивался чиновник. — Другую гостиницу девки уже небось штурмом берут...

— Постой! — спохватился Плохиш. — Так ведь туда Топора расквартировали! Точно?

— А я и не знаю, — пожал плечами Топорков. — Мы ж прямо с самолета к тебе поехали. Я и вещи свои у тебя оставил, думал, потом заберу...

После того как из штаба Лисецкого было изгнано «русское крыло» ввиду нежелательности упреков в национализме, Топорков остался не у дел. Он считал себя крупным идеологом, но в другие избирательные штабы его не брали даже корректором, и Топорков вскоре запросился назад, на любую работу. Его углядел Плохиш, которого Лисецкий включил в состав делегации без особой надобности, забавляясь его выходками и грубыми шутками. Ангажированный развлекать губернатора, Плохиш сам не мог обходиться без шутов. Топорков, обидчивый, амбициозный и пьющий, подходил на эту роль идеально. Плохиш уговорил губернатора взять Топоркова и теперь держал его при себе.

— Как только объявит перерыв, ты дергай в эту конуру, где вас поселили, — принялся объяснять ему Плохиш. — Найди там пару кисок, только почище, с помойки не подбирай, и вези их ко мне в номер. А я после банкета к вам добавлюсь...

— Что ж мне банкет пропускать? — забеспокоился Топорков. Из-за отсутствия передних зубов он пришепетывал и проглатывал часть звуков, а когда волновался, то говорил и вовсе невнятно.

— Да тебя все равно туда не приглашали!

— Я думал, с тобой проскочу...

— Не надо за чужой счет понтоваться, — внушительно заметил Плохиш и повернулся к чиновнику: — Сколько у вас телки просят?

— Дорого! Долларов по пятьдесят за ночь! Минимум.

— По пятьдесят за ночь?! — не поверил своим ушам Плохиш. — Наши за час сотку ломят! Надо к вам перебираться. Топор, братан, вот тебе на пойло и хавчик купи... Только не шикуй!

— Маловато будет, — заметил Топорков, принимая деньги.

— Ты что сюда жрать приехал?

— А вдруг девчонки вперед попросят?

— А ты не давай! Скажи, друг придет, всем заплатит. — Подозрительный Плохиш хотел быть уверенным, что лучший экземпляр достанется именно ему. — Ты им за-место бабок стихи прочти, ты же много стихов знаешь. На Чукотке по пьянке ты мне какую-то шнягу задвигал, забыл уже?

— Это не шняга! Это поэма моего сочинения.

— Да ладно, не гоношись, — примирительно хлопнул его по плечу Плохиш. — Путевая поэма. Только больно длинная, уши вянут.

Плохиш столь бесцеремонно обращался с Топорковым не потому, что был таким уж неотесанным грубияном, просто ему нравилось доводить Топоркова до белого каления, когда тот лез в бутылку, грозил порвать с Плохишом все отношения и улететь назад, в Москву. Улететь он, конечно, не мог за неимением денег, и оттого его гордость ужасно страдала. Мать Топоркова служила когда-то домработницей у Пастернака. На этом основании он считал себя потомственным интеллигентом и артистической натурой. Плохиша он в глубине души ненавидел, но, кроме Плохиша, ему никто не наливал.

* * *

На банкете магаданские чиновники пили много, плясали, братались и пели песни — словом, гуляли, будто в ожидании скорого конца света. Надо признать, с учетом их долгов перед энергетиками у них были к тому основания. Нагрузились все, включая магаданского губернатора. Когда раздались первые залпы праздничного фейерверка, толпа с криками высыпала на улицу и на балконы. Магаданский губернатор обнял Лисецкого за шею и удержал за столом.

— Мы с тобой, Егорка, завтра на минеральные источники съездим, — пообещал он, дыша луком в красивое лицо Лисецкого. — Там купели такие оборудованы, специальные, в каждой свой источник, а температура у всех разная: где тридцать градусов, где сорок, где шестьдесят. От многих неизлечимых болезней помогает, научно доказано. Люди к нам со всего света приезжают, особенно японцы. Мы с тобой тоже полечимся... от похмелья, ха-ха! Крабов свежих поедим. Ты, небось, забыл, когда дальневосточных крабов ел? А «пятиминутку» пробовал? Знаешь, как ее готовят? Живой рыбе брюхо вспарывают, икру достают и — в рассол. Через пять минут — готово. Потому и называется «пятиминутка». А рыбу выбрасывают. А чего с ней делать? У нас икры девать некуда, а тут еще рыба!

Икры на столах действительно было больше, чем хлеба.

Лисецкий старался улыбаться и вообще сдерживался изо всех сил. В другое время магаданский губернатор ни за что не позволил бы себе такого тона. Но сейчас он чувствовал себя хозяином положения, поскольку Лисецкий приехал к нему в роли просителя.

— Икра — это хорошо, но мне бы с людьми пообщаться, — возразил Лисецкий, — про их проблемы послушать...

— Зачем тебе их проблемы? — удивился магаданский губернатор. — Своих, что ли, нету?

Он налил им обоим коньяка, чокнулся и выпил первым.

— Не тем ты, Егор, занялся, — вздохнул он. — Ничего из твоей затеи не выйдет, не сковырнешь ты Бориса. Крепко он сидит, да и все рычаги у него. Зачем на рожон переть? Плохо тебе при нем живется? Нам, губернаторам, он не мешает, отдал, как говорится, вотчины на кормление да еще из федерального бюджета нет-нет да подкинет. Где ты еще так развернешься, в какой стране? Уж на что у меня регион депрессивный, а возможности находим! И неплохие, знаешь, возможности! — Губернатор подмигнул.

Лисецкий криво усмехнулся.

— А ты не боишься, что, когда стану президентом, я тебе твои слова припомню?

Он хотел чуть припугнуть своего собеседника, надавить на него, но тот лишь осклабился, показав в глубине рта золотые зубы.