И сын, этот глупый, доверчивый человек, всегда вставал на сторону жены! Он пытался убедить Нинель Леонидовну, что у нее галлюцинации, и даже предлагал ей обратиться к невропатологу…

Известное дело – ночная кукушка дневную перекукует!

– Ну, ничего, – повторила уборщица, протирая шваброй кафельный пол перед входом в раздевалку. – Мы еще посмотрим… он еще поймет, что мать у него одна, добра ему желает…

Нинель Леонидовна открыла дверь, поставила ведро на пол, окунула в него швабру и продолжила свою работу. Она широким круговым движением прошлась по полу раздевалки, обогнула скамейку…

На кафеле темнело какое-то огромное, подсыхающее пятно.

– Да что же они тут разлили! – раздраженно пробормотала уборщица. – Вино, что ли? Насвинячат, а мне убирать… да за такие гроши…

Она потянулась шваброй к отвратительному пятну… и попятилась в ужасе: прямо перед ней на полу лежала мертвая женщина.

И то пятно, которое она посчитала разлитым портвейном, была кровь, растекшаяся вокруг ее разбитой головы.

В первый момент уборщице показалось, что перед ней ненавистная невестка Светлана. Но уже через секунду она поняла, что выдает желаемое за действительное: у мертвой волосы, хотя и светлые, были совершенно другого оттенка и заметно короче, да и сложение не такое хрупкое, как у Светланы. Кроме того, она была постарше.

Впрочем, все эти соображения промелькнули лишь в глубине сознания несчастной Нинели Леонидовны. Она завопила диким голосом и стремглав вылетела из раздевалки, взбежала по лестнице с резвостью, невероятной для женщины ее возраста, пронеслась по коридору, чуть не сбив с ног тренера по аэробике, и остановилась только перед стойкой регистрации.

– Там!.. – выкрикнула она, округлив глаза и разинув рот, как выброшенная на берег рыба. – Там!..

– Нинель Леонидовна, дорогая, что с вами? – всполошилась девушка-администратор за стойкой. – Вам плохо?

– Мне?! – воскликнула уборщица, сложив руки. – Мне-то ничего, а вот ей…

– Да кому ей? – безуспешно допытывалась девушка. – Что случилось-то?

Нинель Леонидовна взяла себя в руки и вполне отчетливо произнесла:

– В раздевалке перед бассейном женщину убили!

– Как?! – администратор схватилась за лицо, ее разноцветные волосы встали дыбом. – Как – убили? Что значит – убили?

– Убили – значит, убили! Насмерть! Голову разбили! – прошептала уборщица, придвинувшись к собеседнице. – Кровищей всю раздевалку залили!

– Не может быть! – девушка последовательно покраснела, побледнела и снова покраснела. – У нас, в «Диане» – убийство? Не может быть!

– Не может?! – голос Нинели Леонидовны окреп. Ей снова не верили! Ну, на этот раз она им докажет!

– Не может быть? – повторила она. – Ну, пойдем, сама увидишь! Кровищей все залито…

– Не надо… – администратор снова побледнела и попятилась. – Я вам верю… что же делать?

– Милицию вызывать! – строго и авторитетно проговорила уборщица.

И девушка-администратор нарушила главную и самую строгую заповедь, которую ей неоднократно вдалбливала хозяйка «Дианы» Римма Федоровна.

Римма Федоровна повторяла раз за разом, чтобы в случае любого непредвиденного происшествия, так называемого форс-мажора, администратор и остальные служащие вызывали не милицию, не МЧС и даже не пожарную команду, а ее саму, хозяйку.

– Я вам и МЧС, и пожарные, – вдалбливала подчиненным Римма Федоровна. – Сперва звоните мне, а я уж сама решаю, что делать!..

Но сейчас под влиянием испуга девушка с разноцветными волосами забыла все эти наставления и позвонила по телефону ноль два.

– Милиция, – почти сразу отозвался строгий женский голос.

– Приезжайте! – пискнула администратор. – У нас человека убили… женщину!

– Где это – у вас?

– В центре красоты «Диана»… – И девушка продиктовала адрес.

Как ни странно, милиция приехала очень быстро, минут через десять трое мрачных мужчин ввалились в золотисто-розовый холл. Тот сразу стал тесным и гораздо менее гламурным.

– Где тут у вас труп? – осведомился старший. – Кто обнаружил?

– Вот… вот она! – и администратор дрожащим пальцем указала на Нинель Леонидовну.

– Показывайте!

Нинель Леонидовна, преисполнившись чувством собственной значимости, повела милиционеров по коридору, по лестнице. Однако перед роковой дверью раздевалки она остановилась. Сердце ее снова забилось от страха, руки задрожали.

– Вы… вы откройте сами!.. – робко обратилась она к мрачному милиционеру. – Она там… на полу…

– Нет проблем, – милиционер распахнул дверь, вошел внутрь, вслед за ним втянулись его молчаливые коллеги.

Несколько секунд из раздевалки не доносилось ни звука, и Нинель Леонидовна, в душе которой страх боролся с любопытством, не выдержала и тоже вошла внутрь.

Милиционеры стояли живописной группой и смотрели на нее. Причем выражения лиц у них были очень странные.

Собственно, очень странным было уже то, что они смотрели на нее, пожилую скромную уборщицу, а не на мертвую женщину, из-за которой приехали.

– Ну, и как это понимать? – спросил наконец старший.

Затем он повернулся к одному из своих спутников и спросил:

– Кривошеев, сегодня какой день?

– Понедельник, – ответил тот, не задумываясь. – Судя по тому, как башка трещит.

– Нет, какое число и какой месяц?

– Десятое декабря, до получки еще три дня…

– Значит, точно не первое апреля. А вот женщина нас решила разыграть. Вы, женщина, странно так шутите.

– Я?! – удивилась Нинель Леонидовна.

– А кто – Пушкин? Где же ваш труп?

– Как – где? – Нинель шагнула вперед и показала на пол за скамейкой. – Вот… здесь…

– Кривошеев, ты видишь труп? – строго осведомился старший группы.

– Нет, – дисциплинированный Кривошеев замотал головой и поморщился от боли.

– А ты, Пастушков, видишь? – старший повернулся к третьему, молоденькому пареньку с девичьим румянцем во всю щеку.

– Никак нет, – смущенно отозвался тот.

– Вот видите – мы с Кривошеевым не видим никакого трупа, Пастушков практикант, у него глаза молодые, и организм не измучен тяжелыми трудовыми буднями и еще более тяжелыми праздниками, но он тоже не видит!..

Нинель Леонидовна и сама не видела никакого трупа. Там, где двадцать минут назад лежала мертвая женщина, сейчас было совершенно пусто. Больше того – кафельный пол совершенно чист, на нем нет следов крови…

– Не может быть! – прошелестела Нинель Леонидовна, прислонившись к стене. – Он был, был… то есть она… и кровь… здесь все было забрызгано кровью, как… как на мясокомбинате!