02.50, колонны тронулись, уходя в неизвестность, жарко-азартную, продуманно-непредсказуемую неизвестность, но ставя перед собой цель, чтоб известия о них докатились до Берлина девятым валом похоронок.

Идём-едем четыре часа, прошли сто километров, по пути попалось несколько пустых то ли больших хуторов, то ли маленьких деревень. Жители ушли отсюда вместе с Красной Армией в Дагестан. Стоп колонне. Дозаправка машин, смена водителей, оправиться, мальчики налево, а направо идти некому. И снова в путь.

Часа через три, в предрассветных сумерках, ШЗ докладывает по УКВ и по-немецки. В нашу сторону едут два грузовика, ШЗ с ними на встречных курсах разминулась. Останавливаемся и встречаем ранних пташек на дороге посреди степи. Летёха из разведроты в форме обер-лейтенанта, с двумя бойцами, одетыми в форму фельджандармов, тормозит встречных неудачников. Лающие команды на немецком, хорошо летёха в образ вошёл. Переход на корявую русскую речь. И из встреченных полуторок ссыпается дюжина бухих полицаев. Строятся в неровную шатающуюся шеренгу. Старший пытается на смеси немецкого и западэньского доложить что-то обер-лейтенанту. Обер-лейтенант зол. Отмашка жандармам, две очереди, и шеренга валится в кювет. Старшой бандеровец, стоявший чуть в стороне, не въезжает, за шо немцы ни довольни. Когда въезжает, что это не немцы, – начинает визжать, как порося. Экспресс-допрос. Впереди в десяти километрах село. Гарнизон – взвод немцев, рота полицаев. Бухали всю ночь. Слово за слово, драка. Немецкий фельдфебель этих провинившихся неудачников отправил на весь день по дальним хуторам. Охранение расслабившийся и разложившийся гарнизон не выставляет, радиостанции в селе нет, связь только по полевому телефону, что стоит в хате старосты, где квартирует господин фельдфебель, из транспорта – одна грузовая «Татра» и пяток селянских подвод. Умничка, как, оказывается, ты русский хорошо знаешь, вот тебе конфетка. Ой, она же свинцовая. Ну ничего, полежи с корешами в кювете. Полуторки заимели новых водителей, развернулись и влились в колонну. Немецко-полицайский гарнизон в селе не беспокоили, колонна прошла, не задерживаясь. Только разведвзвод тормознулся. Бойцы по-тихому слили бензин с «Татры», прокололи шины. А давешний летёха внаглую впёрся в хату к старосте, объяснил вислоусому пособнику арийцев, что изымает телефон для военных нужд, мол, новый пришлём с оказией к завтрему, бухого фельдфебеля велел не будить. С чем разведчики и убыли.

До обеда встретили еще несколько одиночных и парных машин. Ещё 12 арийцев и три дюжины полицаев улеглись на вечный отдых по ближайшим канавам и оврагам. Машины решил больше пока не брать. Своих хватает. Скидывали их тоже в овраги.

Миновали еще пару больших сёл с блокпостами из немцев и полицаев. К большой, деловито шпарящей колонне немецкие гаишники почему-то приставать не захотели. Так что обошлось без разговоров и стрельбы. Вечером в станице Успенской переправились через речку. Там пришлось разыграть целый спектакль. Серьёзный опорный пункт немцев на обоих берегах реки. Четыре 37-мм зенитки, пулемёты и пара взводов немцев. Немецкоговорящий летёха показал на посту сопроводительные документы, очень похожие на подлинники 4-й танковой армии, рассказал байку про русского Сусанина, который вместо Сальска завёл колонну в какую-то глушь. Сусанина расстреляли, и колонна спешит вернуться на маршрут, а то Гот без них успеет спасти Паулюса. Так и болтали, пока вся длиннющая змея собравшейся опять вместе колонны не проползла через село. Как только Успенское скрылось из вида, колонна опять разделилась на четыре ручейка. От крайних ручейков отделилось по два танковых взвода и по роте пехоты на «ганомагах». Все пойдут на Тихорецк, а у них своя цель. Два аэродрома. Очень нам необходимо их навестить.

Мы опережали мои самые смелые планы: менее суток, и почти добрались до первой цели нашего рейда. По предварительным расчётам, выйти к Тихорецку мы должны были только назавтра к вечеру. К полуночи мы были в двух километрах от въезда в город. Через два часа поступили доклады от остальных трёх колонн, вышедших на исходные на юго-восточном, юго-западном и северо-западном въездах в город.

Условный сигнал, головные БТРы с включёнными фарами сбивают шлагбаумы на КПП на въездах в город.

13 декабря, 1942 год, г. Тихорецк.

Нас не ждали. План города командиры изучили. Цели распределены. Ж/д станция с армейскими складами, комендатура, казармы охранного батальона, офис гестапо, офис Организации Тодта[56], казармы вспомогательной полиции, пригородный аэродром, два ремонтных завода, пересыльный концлагерь. Организованного сопротивления немцы оказать не смогли. Они слышали стрельбу, видели бойцов в немецком зимнем камуфляже и до последнего пытались разглядеть партизан или красноармейцев. Нам же было проще, все, кто не в белом, – в расход. Часа через два перестрелки начали стихать. По улицам поехали четыре машины с громкоговорителями. Динамики на чистейшем немецком и плохоньком русском от имени коменданта города извещали всех военнослужащих Вермахта, граждан Рейха и служащих вспомогательной полиции, что нападение партизан-террористов отбито частями доблестного Вермахта и всем необходимо срочно собраться у здания комендатуры для получения задач по наведению порядка в городе. Через час остатки немецкого гарнизона были торжественно расстреляны у стен комендатуры.

Пересыльный концлагерь брала группа на трёх «ганомагах» под командованием особиста. В городе уже вовсю идут перестрелки. К забору лагеря подъезжают три БТРа, и вышедший из первого гауптманн объявляет выскочившему навстречу встревоженному начальнику лагеря, что пришла помощь в защите от напавших на город партизан. Один «ганомаг» остался у ворот. Второй проехал, услужливо подвозя начальника лагеря, к одноэтажному саманному зданию, изображавшему одновременно штаб и казарму охраны. Третий оттянулся немного назад, на взгорок, с которого были видны все четыре вышки по углам ограждения лагеря. Начальник лагеря из БТРа так и не вышел, а «ганомаги» одним ДШКа и двумя 20-мм FlaK 30 одновременно превратили штаб в решето и разобрали вышки на дрова. Бойцы быстренько пробежались по периметру лагеря, достреливая недобитых охранников, но не выпуская пленных из бараков. Корнеев в сопровождении растерянного начальника лагеря прошёл в недоразвалившийся штаб для изъятия документации. С помощью начальника удалось быстро разобраться с архивом, немецкая аккуратность и педантичность нам в помощь. В лагере на вчерашний вечер – 570 пленных, из них 27 – сотрудничают с администрацией, остальные – 7 мамлеев и лейтенантов, 48 сержантов и старшин и 488 рядовых. Неходячих 59.

Через штатный лагерный громкоговоритель объявляется общее построение. Теряющиеся в непонятках бывшие пленные привычно строятся перед линией бараков. Вадик, забравшись на капот БТРа, подпуская в голос немецкий акцент, вызывает из строя предателей. Те не понимают темы и исполняют. Теперь Корнеев переходит на чиста мАсковский говор и объявляет, что город освобождён рейдовыми частями регулярной Красной Армии, хоть и переодетыми в форму Вермахта. Указывает на стоящих перед строем пособников оккупантов и спрашивает – может ли кто за кого-то из них замолвить хорошее слово. В ответ только возмущённый русский мат. Предателей расстреливают под одобрительный русский мат. Строй смешался, радостный гул, состоящий почти целиком из мата. Великий и могучий Русский Язык, он одинаково способен раскрыть души порывы как татарина, так и киргиза с армянином! Особист стреляет в воздух.