Покрытый своей и чужой кровью, Растак, забывший в азарте погони о месте вождя во время боя, позволивший ярости бойца взять верх над осторожностью предводителя, глухо зарычал – гудящий шарик ударил его в плечо. Но кто знал, что вожди плосколицых с самого начала допускали мысль о неудаче штурма и приготовили сюрприз?

Совсем рядом, коротко чавкнув, разлетелся чей-то череп.

Свинец! Драгоценный металл, малая добавка которого делает медь твердой, как камень, металл, не встречающийся в землях ближних соседей, редко и понемногу привозимый на мену из краев столь далеких, что правду о них невозможно отличить от вымысла, – этот металл жужжал смертоносными шариками, вдесятеро более убийственными, чем простые камни, и падали, падали люди…

Пожалуй, цепочке пращников, безумно щедро тратящих драгоценный припас, все же не удалось бы сдержать порыв атакующих, если бы вожди пришлых чужаков не бросили в бой еще один, по-видимому, последний резерв. Из-за чахлого леска, неведомо как произросшего на голом камне у подножья Плешивой, галопом вынесся верховой отряд.

Такого среди людей Земли не видел никто, да и воины Рыси смешались в первый момент. Каждому, кто не глух, доводилось слышать рассказы о том, что племена одного языка и близких с людьми Земли обычаев, живущие на равнине на юг и закат от пояса гор, умеют приручать диких тарпанов. Немногие со слов старых охотников, забиравшихся в давние времена далеко на восход, за саму Мать Рек, знали, что плосколицые умеют не только запрягать в сани своих ручных низкорослых оленей, но и ездить на них верхом. Низкорослые на низкорослых, они даже не казались смешными привиравшим очевидцам. Но чтобы оленьи всадники вступили в бой и вдобавок атаковали целым отрядом?!.

Однако глаза не лгали. Беспощадно нахлестываемые олени, мыча от боли, роняя слюну с отвисших губ, несли на себе всадников, вооруженных длинными пиками с привычными плосколицым костяными наконечниками. Можно было только радоваться тому, что олени по весне лишены главного украшения головы, иначе нетрудно представить, какие смертоносные лезвия были бы прикручены к раскоряченным тупым рогам! Но эти мысли пришли в голову Растаку гораздо позже…

Немногие бойцы, сохранившие луки, пустили несколько стрел навстречу накатывающейся оленьей лаве, остальные встретили врага редкой, с прорехами, стеной щитов и наставленными копьями. Короткая свалка окончилась вничью – плосколицые всадники, потеряв убитыми немногих, развернули оленей вспять, а Растак, баюкающий левой рукой недействующую правую, приказал всем отходить к ущелью. Обстрел сразу прекратился – враг тратил свинец не для убийства чужих, а для спасения своих.

Отбились… Но не было ни ликования, ни ощущения победы, хотя разве только самому глупому еще не стало ясно, что враг больше не сунется на штурм. Слишком тяжкие потери понесли чужаки; теперь орде не оставалось ничего лучшего, как отступить и либо повторить попытку прорыва на закат в другом месте – например, через земли племени Выдры, либо отказаться от нее совсем.

Но ждали другого… Пусть на одного павшего защитника ущелья, будь то мужчина, женщина или подросток, полегло не менее пяти врагов, пусть враг отброшен навсегда – но месть не свершилась. Не удалось полностью истребить мужчин, пленить женщин, завладеть имуществом пришлого племени, а значит, не было окончательной победы, не было радости в душе вождя. Попробуй добить врага в открытом поле, если, понеся за два дня сражения немыслимые потери, он еще и сейчас численно сильнее! И отбиться-то удалось только благодаря Договору, вызвавшему на подмогу людей Рыси…

Плечо, ощутившее в бою лишь удар свинцового шарика, но не боль, теперь сводило острой мукой при малейшем движении правой рукой. Заскорузлую от крови кожаную рубаху вождя пришлось срезать с тела. Бабки-лекарки примотали руку к телу, чтобы вождь нечаянным движением не потревожил перебитую ключицу. На многочисленные кровоточащие ранки, оставленные костяным оружием, на страшные багровые синяки наложили кашицу из ивовой коры и бережно примотали лыком. Младшая жена накинула на плечи мужу богатый, с меховой опушкой плащ – не дело вождю сидеть у всех на виду полуголым и зябко дрожать от потери крови.

Рядом, бессвязно бормоча, умирал мальчишка с пробитым черепом, так и не выпустивший из синеющих рук отнятого у врага костяного гарпуна, и, сглатывая слезы, гладила его по лицу молодая, еще пригожая мать, моля богов о чуде… Со стороны плосколицых безостановочно бил бубен и, наполняя сердца воинов Земли злобной радостью, доносился слитный бабий вой по множеству убитых. Тела покойников, разбросанные по полю вдалеке от вала, врагу удалось утащить к лесу, куда не долетали стрелы добровольно оставшихся в охранении лучников, – но таких трупов было немного. Основная масса чужаков погибла на валу и перед валом. Чужих мертвецов споро раздевали, кидая кухлянки в одну большую кучу, оружие в другую, поменьше, и украшения – в третью, совсем маленькую. Своих убитых, погибших на валу и за валом, сложили отдельно, ибо не годится бросать тела соплеменников как попало. Очень скоро Мать-Земля примет своих детей; примет она как жертву и трупы врагов, кроме тех, что будут отданы духам воды и огня за благорасположение к племени. Ни одно тело своих не досталось врагу – как тому и должно быть. А если враг попытается договориться о выдаче за выкуп своих мертвецов – посыльных встретят стрелами!

Совершенно ополоумевшие собаки лизали подсыхающую кровь, щедро полившую вал; их гнали палками. Земля разберется, где чья кровь, когда первый дождь смоет с вала подсохшую корку. Мать-покровительница племени не обидится на своих детей за то, что их кровь, пролившись на камни, смешалась с чужой кровью.

Мучения тяжело раненных врагов немедленно оборвались на Священном камне, омываемом быстрым ручьем. Мать-Земля не кровожадна, ей не понравилась бы здоровая и полная сил человеческая жертва, но эти, которые все равно умрут не сегодня, так завтра, – иное дело. Духи камня тоже останутся довольны. Старый чародей Скарр, наконец-то не без помощи своего сопливого правнука притащившийся с Двуглавой, всадил особый, жертвенный нож из темной меди в сердце первому обреченному, еще дышащему, но уже бесчувственному воину с распоротым животом. Вслед за тем руки старого чародея затряслись, ноги ослабли, и он передал нож Ер-Нану. Тот довершил начатое, доведя счет жертв до пяти. Двоих захваченных легко раненных плосколицых воины Рыси выторговали себе в рабы в счет причитающейся доли добычи и тем спасли им жизнь, хоть кое-кто из людей Земли скрипел зубами, полагая справедливым немедля казнить пленных. Лишь много позднее Растак пожалел, что отдал обоих – одного надо было сохранить и под пыткой выведать у него ближайшие планы врага, ибо кое-кому из старых охотников не в диковинку язык плосколицых. Но как удержать своих воинов, да и себя тоже, от немедленной расправы, когда гнев не только еще не остыл, но вскипает все сильнее при виде мертвых тел соплеменников, а руки сами тянутся к оружию!

Стараясь не выдать лицом телесной боли, Растак приказал сосчитать убитых и закаменел, услышав счет. Только на валу погибли смертью семь десятков людей Земли и еще три человека, считая с теми, кто не доживет до завтрашнего восхода, и не считая павших союзников и рабов, которые, так и быть, получат обещанную свободу. Пал зять, муж родной сестры. Погибли трое плавильщиков, которых все-таки пришлось бросить в бой под угрозой прорыва вала! Да во время преследования врага были убиты шестеро, да шестнадцать человек пали на Полуденной; всего девять с половиной десятков, из них больше половины – воины. Из уцелевших почитай каждый второй серьезно ранен, и некоторые из них умрут завтра или через несколько дней, а остальным понадобится много времени, чтобы оправиться. Бабки-знахарки и перевяжут, и напоят раненых бойцов настоем только им известных горьких трав, и с наговором повесят каждому на шею ладанку с тайными предметами, знать о которых не полагается, иначе себе же навредишь. Знахарки сами сделают, как надо, понукать их не требуется. Все равно выходят не всех…