И она решилась. Вздернув подбородок, выпрямившись, чтобы казаться повыше, Грейси подошла к нему и устремила на него ясный и очень прямой взгляд.

– Ты Джо Слейтер? – спросила она весело, самим тоном давая ему понять, что она на сей счет не сомневается.

– А ты кто такая? – спросил он с легким подозрением. Сейчас такие времена, что осторожность не помешает.

– А я Грейси Хокинс, – ответила она совершенно честно. – И хочу с тобой поговорить.

– Я здесь для того, чтобы торговать, а не разговоры разговаривать с такими недомерками, как ты, – ответил он, но голос был не грубый, и смотрел он на нее не без удовольствия.

– Да я и не хочу тебе мешать торговать, – сказала она, и это была первая ложь. – Я работаю у одной леди, и она в большом затруднении, а ты мог бы ей помочь, если б, конечно, захотел.

– А что бы я с этого имел?

– Не знаю. Мне-то ничего не обломится, это уж точно. Но для тебя, наверное, будет неплохое дельце. Она не бедная и не жадная.

– Так почему я-то? Чего она от меня хочет? – Он скорчил физиономию, выражая тем самим большое сомнение. – Может, ты меня подставить хочешь?

– У меня есть дела получше, чтобы я стала тратить время на езду сюда, высматривать, кого никогда в глаза не видела, и подставлять его. – Грейси резко, осуждающе рассмеялась. – Твое дело решать, но ты один такой, кто знает, что ей надо.

– Знаю что? – он тоже заинтересовался.

– Ты видел в лицо человека, который кое-кого убил. Убил очень страхолюдно, а за убийство повесили не того человека.

Выражение лица Джо моментально изменилось. Черты словно обострились, интерес испарился, взгляд стал раздраженный.

– Ты говоришь о том, кто убил на Фэрриерс-лейн? Ну, я все уже рассказал, что знаю, ищейкам и больше никому ничего рассказывать не собираюсь. Это ищейки тебя подослали? Господи боже, когда они, черти этакие, оставят меня в покое? – Теперь в его голосе звучала откровенная горечь, все тело напряглось, он сжал кулаки.

– Да неужели? – насмешливо спросила Грейси, обозлившись на себя за то, что все испортила и у него пропало настроение говорить. – Я тоже, конечно, ищейка, и вид у меня такой, что я всегда занимаюсь такими делами. Ведь росту у меня шесть футов с лишним, и я сильна, что твой бык. Настоящая ищейка, только форму дома забыла.

– Ишь, язык-то у тебя хорошо подвешен, – усмехнулся Слейтер. – Так ты, значит, не из ищеек? Тогда зачем тебе знать все, а? Все забыто и закончено, и мне теперь все равно. Эти подонки из полиции гоняли меня, как крысу, с тех самых пор. Сначала они мне все твердили, что я видел не того человека, и чуть руки мне не выломали. – Он расправил плечи, словно хотел убедиться, что теперь все в порядке и у него ничего не болит. – А то четыре месяца болело, страх. Вот что они наделали. Потом, когда начался суд, они опять стали гонять меня по кругу. Я было заспорил с ними, а они сказали, что упрячут меня в Колдбат-Филдс[11]за воровство. – Он нахмурился. – А ты знаешь, сколько там народу померло от тюремной лихорадки? Тысячи! Они хотели поставить меня на ступальное колесо на фабрике, где задыхаешься, потому что дышать нечем, а если споткнешься и упадешь, то все причинное место отобьешь. Я никому ничего не скажу о той ночи – ни тебе, ни твоей леди. А теперь пошла прочь и приставай к кому-нибудь еще. Пошла! – Он хлопнул в ладоши, прогоняя ее, и прищурился от злости.

На минуту Грейси словно онемела. Она не стала с ним спорить, потому что знала, как незаконно иногда действует полиция, и не сомневалась, что парень не врет. У нее были дяди и брат, которых вот так же выслеживали полицейские, и троюродный кузен, попавший в тюрьму. И она видела, каким недоумком он пришел из заключения, замученный тюремной горячкой, с больными суставами, шаткой походкой, изнуренный непосильным трудом.

– Пошла, – повторил он грубее. – Ничего я тебе не скажу!

Расстроившись, Грейси отступила на шаг, однако не чувствуя себя побежденной. Пока еще нет.

Подошел покупатель и несколько минут переругивался с парнем, пока наконец не купил передник. Затем подошел другой, тоже поругался, но ничего не купил. Больше часа Грейси стояла и наблюдала за торговлей, все больше замерзая. Руки, в которых она держала новые ботинки, совсем закоченели.

Джо перешел к прилавку напротив, чтобы купить пирог с почками. Грейси последовала за ним и купила себе тоже. Он был горячий и замечательно пах.

– Ты напрасно за мной ходишь, – сказал Слейтер, увидев ее, – ничего тебе больше не обломится! И ни с какими полицейскими я больше встречаться не собираюсь. – Он вздохнул, облизывая соус с губ. – Послушай ты, глупая! Ищейки мне сказали, они поклялись, что арестовали того самого, кто убил, что они его арестовали и осудили и что важные шишки все просто с ума посходили от радости! И что они долго ходили вокруг да около, как они всегда делают, и нарыли много доказательств. А потом сказали, что это он убил и они все правильно делают, и потом повесили того бедолагу. – Он опять откусил от пирога и продолжал с набитым ртом: – И если ты воображаешь, что после всего этого они скажут, что ошиблись, потому что какой-то уличный бродяга что-то там говорит, значит, тебе пора в Бедлам, это уж точно. – Он проглотил кусок. – Твоя хозяйка воображает себе то, чего не было, и только себе навредит, и ты тоже, если такая же дура и слушаешь ее россказни.

– Но ведь убил-то не он, не тот, кого повесили… – начала было Грейси.

– А кому до этого дело? – сердито перебил он. – Слушай, идиотка, им неважно, кто убил. Им важно заткнуть того, кто говорит, что они повесили не того, кого надо было. И они не признаются, что ошиблись, ни за что не признаются. – Он ткнул рукой с пирогом в воздух. – Ты об этом подумай, дурья твоя голова, если у тебя все-таки там есть что-нибудь, кроме опилок. Ну кто из этих шишек признается, что они повесили не того человека? Да никто, можешь что угодно прозакладывать.

– Но у них не будет выбора, – яростно ответила Грейси, вонзая зубы в пирог. – Полиция уже знает, что повесили не того. У них уже есть доказательства. И они знают, кто убил, но вот доказать пока не могут.

– Не верю я тебе.

– Я не вру, – негодующе отвечала она, потому что на этот раз действительно сказала истинную правду. – И ты не имеешь права говорить, что я тебе наврала. Просто ты боишься встать перед ними и сказать все, что знаешь. – Она постаралась говорить как можно презрительнее, но с набитым ртом это было трудновато.

– Да, черт возьми, боюсь, – согласился он, – а почему? Потому что ничего хорошего из этого не выйдет. А теперь отправляйся к своей хозяйке и скажи, чтобы она обо всем этом позабыла.

– Никуда я не пойду, а вот ты пойдешь со мной и посмотришь на того бездельника, кто это сделал. – Она снова откусила пирог. – И потом скажешь мне, тот самый говорил с тобой у теантера или нет. И потом мы найдем тех бродяг, которые тогда шатались возле переулка, и узнаем, что они взаправду там видели. Ведь по-любому же не то, что ищейки им велели сказать.