Закон един для всех, и ничто так не объединяет людей, как беспрекословное его выполнение.

Под звук веселья и льющегося вина древняя традиция позорного клеймения людей посредством прокалывания ушей тихо умерла.

Я внимательно всматривался в веселые молодые лица. Голову слегка затуманил алкоголь, и на ум лезли нудные философские мысли.

Дети без детства… без юношества… Не по годам возмужавшие. Что видели они в свои двадцать с лишним лет? А некоторым ведь и того меньше…

Я – дитя цивилизации. Счастливое детство. Школа, улица, машины, телевизор, Интернет, компьютерные игры, полный холодильник и горячая вода…

Расскажи – не поверят или примут за сказку, а того хуже – за жизнь богов.

Воины – мальчишки и девчонки. Самому старшему, Трувору, слегка больше двадцати пяти, а выглядит умудренным мужем…

Что они испытали? Страх, боль, рабство…

Разум не затуманен рекламой, книгами, компьютерными играми и остальными благами цивилизации.

Чистый лист с коротким перечнем простых правил выживания:

– будь безоглядно предан вождю;

– радуйся жизни во всех проявлениях;

– чти предков;

– не ленись.

С детства – трудности и удары судьбы. Родился никем – стал никем, а главное, жизнь твоя и тело принадлежат другому – хозяину, вольному сделать все что заблагорассудится.

Жутко…

И я с эгоистичной проблемой вернуться обратно на их фоне смотрюсь более чем жалко.

Вот молодые люди со светящимися неподдельным счастьем лицами, на которых жестокая судьба оставила отметины, пируют, поднимают кубки, вознося мнимому рыцарю и герцогу здравицы. Любят открыто, живут полной жизнью, цепляясь за нее руками и зубами, а я, дитя цивилизации, терпя жжение в ушах, сижу среди них и мечтаю вернуться в свой избалованный благами прогнивший мирок.

Бьющее фонтаном желание жить у людей, привыкших получать от судьбы лишь страдание и боль, помогло мне понять, почему человечество добилось венца эволюционной цепи и возглавило животный мир. Наши предки обладали истинной неуемной бурлящей тягой к жизни, несмотря ни на что, эталоном стремления выжить. Перипетии судьбы лишь распаляли огонь страсти и закаляли несгибаемый характер.

Стенания души – удел благородных, изнеженных роскошью, неимущим некогда задумываться над мелочными моральными страданиями, важнее выжить, продолжить род.

Как можно существовать одним днем и надеждой? Уповать на милость мнимых богов и бороться за эту поганую, рабскую и жестокую жизнь? А главное – бурно радоваться минутам маленького счастья?!

Я понять не мог.

– Ты не о том думаешь, Иероним, – разогнал тяжелые думы голос Адольфа.

От неожиданности я вздрогнул, массивные серьги качнулись, оттягивая уши. Интересно, долго буду привыкать, пока перестану замечать украшения в мочках?

На колени легла тяжелая мохнатая голова зверя. Машинально запустив руку в шерсть, почесывая загривок вампала, я спросил:

– Почему не о том?

– Посмотри на людей. Что видишь, кроме веселья и бьющей ключом жажды жизни?

– Радость…

– Нет, не просто радость – счастье. Ты подарил им свободу и цель. Повел души по другому пути. Дал увидеть и почувствовать в себе то, что скрыто… Благородство, отвагу, честь – что по праву рождения им не должно принадлежать. Посмотри воинам в глаза и пойми – мир сильно прогневал богов, пославших тебя сюда. Если ты не добьешься цели, погибнешь… это не главное. Суть в том, что зерно, оброненное тобой в благодатные чистые души, растет. Деяния перерастут в легенды, слова перефразируются и обрастут глубоким смыслом. Думаешь, Кхара был богом? Нет. Иным – да. Ты иной – не их мира, вот почему идет травля.

Смущенные мысли, подключив воображение, принялись рисовать картину зарождения религии, крестовые походы, фанатичную эйфорию…

– Да, – подтвердил вампал опасения, – правильно мыслишь. Оставшиеся в живых станут носителями заразы, посеянной тобой, Иероним. Не понимая, ты открыл запертую дверь сознания людей, и они познали – благородство, честь, отвага есть в каждом, это не привилегия благородных по рождению. Проколотое ухо – не вечный знак рабства. Серьга может стать не приговором, а знаком заслуг и достоинства.

Сердце кольнуло.

– Мой лорд, что с вами? Вы так побелели! – Уха коснулось горячее дыхание Эльзы.

– Все нормально… задумался…

Рыжая привстала, высоко поднимая кубок.

– Рыцари, гвардейцы, воины! – зазвенел девичий голосок. – Наш герцог скучает!

В меня впились взгляды притихших людей. Повисшая тишина заставила поежиться от неловкости.

– Мы будем трижды неблагодарными, если позволим это! – не унималась Эльза.

– Да! – ударили руки по столам, и грохот вспугнул спящих птиц.

– Раздвинуть столы!

Подскочившие воины со скрипом и скрежетом расчистили свободное пространство.

– Каталина! – крикнула Эльза.

В центр, эротично покачивая бедрами, вышла зеленоглазка.

Ударили струны музыкального инструмента, девушка изящно распустила тесемку, туго связывающую волосы. Темная волна, отливая синевой, рассыпалась по плечам. Гулко ударили по столешницам кулаки, отбивая такт. Каталина плавно достала из-за спины алебарду. Струны надрывно взвыли, и красавица закружилась в танце.

Потрясающее зрелище.

Музыка пела и страдала, изгибая обтянутое чешуей кольчуги стройное тело. Темные волосы вихрем окружили тонкий силуэт. Алебарда засвистела, мелькая знакомыми движениями. Затуманенное алкоголем воображение превратило зеленоглазую Каталину в Кер.

Давно не видел прекрасную тельхинку. Выполняя ежедневное като, я в последнее время не смог пробиться сознанием в заветную пещеру.

«Может, не хочет просветить по поводу подарка?» – мелькнула шальная мысль.

Сердце защемило от тоски. Почему человек не хочет того, что имеет, а хочет того, что недоступно? Окружен толпой красавиц, а тоскую по Кер?

– Может, влюбился? – захихикал в мыслях Адольф.

Я принялся искать взглядом гада и наткнулся на голубые омуты глаз Эльзы.

– Лучшая среди воинов, – прошептала рыжая, и наваждение исчезло.

Танец захватывал. Рука невольно принялась отбивать такт, включившись в общий ритм.

Струна пронзительно лопнула, и Каталина изящно замерла, преклонив колено. Алебарда хитро выглянула из-за левого плеча девчонки.

Ее наградили овацией.

– За сэра Александра Дрэгона, Черного герцога Сапсанского! – взревел Трувор, и кубки взметнулись над столом.

Печаль захлебнулась в терпком вине. Будь что будет!