по соседству с Марион, регулярно заходя к ней в гости и даже делясь доходами. Проследить, откуда он берет артефакты, так и не удалось. Антиквар периодически отправлял куда-то корабль с археологической экспедицией, которая их и находила в виде клада на каком-нибудь из островов северного моря, которых там было великое множество. Всякий раз на новом месте, естественно. Ну и цель экспедиции делалась известной только в день ее отбытия, в том числе и самому Хокенштейму.

Возможно, что столь лояльное отношение представителей императора к «приспешникам дракона» было связано и с тем, что кэр Бюлоф как-то лично связался с наместником по хрустальному шару и обещал порвать его на ленточки, если с его матерью или друзьями случится что-либо нехорошее. Все кэры Дэнляндии были собраны императором в столицу, а в Лердене властям приходилось обходиться сотней стражников, которые дракону на один зуб. Наместник это прекрасно понимал, равно как и все его подчиненные.

Понимал это и император Отто, который, как следствие, лерденским властям таких задач и не ставил. Момент, когда еще можно было прибегнуть к шантажу, он упустил, испугавшись общественного мнения и понадеявшись, что кэры и так скоро дракона отыщут. Все-таки фон Бюлоф был не государственным преступником, а кэром-изгоем, и его осуждение и казнь были сугубо внутренним делом этих рыцарей. Приплетать к этому его мать как-то не по-рыцарски.

Наверное, Отто мог бы и наплевать на эти условности, опасаясь уже за собственную жизнь, но мешали два обстоятельства. Во-первых, он не был уверен, что дэнские кэры такой приказ выполнят. Полицейскими операциями они не занимались, к тому же для всех стало ясно, что фон Бюлоф придерживается в отношении бывших военных товарищей нейтралитета. В том числе и в отношении самих кэров, которые, в отличие от пиктанских, продолжали жить в Бренне по своим домам, приходя во дворец только на дежурство. Во-вторых, император по лионской битве помнил, что для обычных смертных защиты от великих заклинаний кэров все равно нет. Если с Марион что-нибудь случится, дракон вполне может и озвереть. Годы прошли, но «Поляна светлячков» все еще продолжала ему сниться в кошмарных снах.

В результате Марион продолжала жить в спокойствии и достатке, хотя и скучновато, ведь нельзя же считать развлечением постоянное беспокойство за сына. К счастью, поначалу панические опасения за его жизнь постепенно перешли в легкое волнение на фоне законной гордости за Николаса. Ну и сынок! Как он всем хвосты накрутил! Так что теперь газеты по утрам она открывала с предвкушением новостей о том, как сначала неуловимый (как писали в газетах), а теперь уже грозный кэр-дракон в очередной раз оставил своих врагов (и каких врагов!) с носом или даже сократил их поголовье.

Из газет любящая мамаша узнавала о сыне куда больше, чем из их регулярных, но недолгих бесед по хрустальному шару. Там все шло на уровне «жив-здоров-люблю-целую!», хотя и это уже немало. Вот если бы еще «скоро буду» добавилось… Но надо быть реалистами: лезть к волку в пасть, то есть в жаркие объятия к полутора десяткам кэров, она сама ему не советовала.

Скатывание Лердена в провинциальность неожиданно положительно сказалось на качестве обедов в доме, которое и раньше было довольно высоким. Рестораны разорялись, муж кухарки — шеф-повар ранее популярного кабака — переехал в дом фон Бюлофов окончательно. И не один. У него еще и кузен знаменитым кулинаром был, и друг детства — известным ресторатором. В общем, Марион пустила их жить в освободившиеся квартиры бесплатно, все равно простаивают. Теперь эти мастера соревновались на кухне, кто кого превзойдет. Продукты, естественно, за счет хозяйки, а ели все вместе. Не за одним столом, естественно, барыня — у себя в столовой, остальные на кухне или по своим комнатам, но все равно все эти шедевры кулинарии шли «для внутреннего потребления».

Впрочем, в последнее время гости в дом тоже стали наведываться. Это в первый год преследования Николаса ее, как чумную, все прежние знакомые избегали. А теперь — чуть ли не напрашивались, что Марион очень радовало. Не возможности пообщаться с людьми, в чью искренность она не очень верила, а как индикатору общественного мнения, которое стало склоняться к мысли, что в войне императора с кэром-драконом побеждает отнюдь не их венценосный владыка.

Первой появилась Дета фон Пилз (до получения баронства — Дронт) и стала жаловаться на свою тяжелую судьбу. Данное ей в лен поместье оказалось крошечным и вместо доходов приносило одни убытки, которые ей же из своей невеликой преподавательской зарплаты покрывать приходилось. А отказаться от этого «чемодана без ручки» жалко, столько лет мечтала перестать быть безземельным «рекрутом»… В смысле не так уж и много лет, поправилась она, но почти всю жизнь.

С преподаванием тоже были проблемы. Ее гордость, персональный ученик, прекрасный и юный князь Лерденский героически погиб в бессмысленной (!) бойне под Лионом. Последние же наборы студентов — это кошмар какой-то. Подготовка ужасная, талантов нет, все сплошь купеческие дети, как истинные торгаши, над каждой медяшкой трясутся, но хотят за нее золотые горы получить. Без труда. А вредный ректор совсем к ней переменился, самых нищих и бездарных ее учить назначил, да еще и расписание — хуже не придумаешь, совсем без выходных. А зарплату урезал!

Впечатление от монолога немного снижалось периодическими репликами похвалы и благодарности хозяйке. Беседа велась за обеденным столом, Марион предпочитала помалкивать, зато по ее небрежным жестам горничная ставила перед гостьей одну перемену блюд за другой. И все вкусные, что Дета, несмотря на расстроенные чувства, не могла не заметить. Так что она сильно отвлекалась от своего повествования и периодически говорила с набитым ртом. Плакать в таких условиях было затруднительно.

— Да, тяжелое время наступило, — соглашалась Марион. — Вот пробуйте эту грудку рябчика с брусничным соусом. Мой повар очень хорошо блюда вендской кухни готовит…

— Ведь было же все по-другому, — соглашалась с ней гостья, не отрывая глаз от тарелки с чем-то новым и интересным, — ведь и Николас совсем недавно в университете учился. Какой курс был сильный, хотя он, конечно, выделялся. Настоящий гений! Как жаль, что мне не довелось поработать с ним индивидуально. Но вы скажите ему при случае, что, если он все-таки надумает магистерскую диссертацию писать, я была бы счастлива ему помочь.

Марион мысленно хмыкнула, почувствовав легкий укол ревности, но одновременно и гордость за сына. Ничего, скоро все девушки снова на него вешаться будут!

— А про девушек, что до войны сюда с вами заходили, вы ничего не знаете? Ведь эта ужасная