же прижимаю ко рту ладонь, чтобы сдержать череду непроизвольных звуков.

Ян… Мой Ян... Сколько же он там стоит?

Не сразу меня замечает.

Явно взволнован… Ходит напротив окон нашей квартиры туда-сюда.

Смотрю в мобильный, чтобы сделать дозвон на номер Нечаева. Он вскидывает взгляд, едва начинают идти гудки. Увидев меня, смахивает с головы капюшон. Запрокидывая голову, суматошно проводит ладонью по растрепанным волосам.

А у меня, едва различаю в свете фонарей черты лица Яна, за грудиной все приходит в какое-то аномальное движение. Сердце это безумие возглавляет, принимаясь скакать, словно бешеная животина.

Издалека вижу, как тяжело дышит. Его плечи вздымаются высоко и резко. Опадают, словно физически с них что-то валится. Какой-то груз, который не позволяет Нечаеву стоять ровно и неподвижно. Он дрожит, качается и выразительно хватает губами кислород, будто окружающего воздуха недостаточно.

– Зачет?

Лишь услышав голос Яна, замечаю, что он принял вызов и держит мобильный у уха.

Качнувшись, прислоняюсь лбом к холодному стеклу. Облизываю губы, сглатываю, делаю вдох и поднимаю свой телефон, чтобы приложить его к уху. Слушаю его рваное дыхание, свое толкаю в такт, но сказать что-то не получается.

– Принимаешь, Ю? – шепчет Нечаев.

– Да, – вырывается у меня вместе с новыми всхлипываниями.

Но при этом я улыбаюсь, прижимая к груди ладонь. И даже смеюсь!

Ох, если бы скрученную судорогами сердечную мышцу можно было вот так вот просто размять и расслабить.

– Выйдешь ко мне?

Тяжело вздыхаю.

– Нельзя.

Саму уже тошнит от этого слова. Не знаю, как Ян терпит.

– Ясно, – бормочет он. – Жаль.

– Не холодно? – спрашиваю, наблюдая, как крупные пушистые снежинки опускаются ему на волосы и на лицо. – Надень капюшон.

Он мотает головой.

– Нормально.

Зрительный контакт не разрываем, но в динамике образуется тишина.

– Хлопья летят наверх… – напеваю дрожащим голосом невесть откуда всплывший в голове текст. – Всюду магия и свет.

– Воу… Ты че тут одна? При-и-вет, пойдем на парад планет, – подхватывает Ян, согревая своим божественным тембром, словно пьянящий глинтвейн. – Ты пахнешь как первый ландыш… Я не буду срывать, во-о-о… Че там еще? Я не помню, – эти рассуждения тоже нараспев выдает, вызывая у меня смех. – Хочу целовать тебя снова и снова[16], во-о-от!

– Никогда не думала, что ты так красиво поешь.

– Бля… – роняет Нечаев и, как мне кажется, смущенно улыбается. – Умоляю, никому не говори, зай.

Снова смеюсь.

– Только если ты споешь мне что-то еще, – дразню его совершенно беззлобно.

– Я невозможно скучаю, – толкает он слишком ровно, чтобы сразу понять, что это песня. Вздыхает и прерывисто добавляет: – Я очень болен. Я почти умираю[17].

Только по словам узнаю.

– Я пошутила, – лепечу спешно. – Никому не расскажу, конечно. Обещаю.

Но…

Хулиган Нечаев вздыхает и продолжает:

– Ты сто пудов мое, по губам Майот, поцелуи мед, меня унесет… – дробный выдох. – Кхм… – шумный и решительный вдох. – Я просто идиот, что не забрал тебя сразу[18].

– Я-я-ян, – шепчу я. – Подожди, ладно? На футбольном поле, – тараторю неожиданно решительно. – Я сейчас выйду!

– Окей, – этот сухой ответ не отражает и сотой доли тех эмоций, которые вижу у него на лице.

Отключаюсь и, задергивая шторы, отхожу от окна. Быстро одеваюсь и покидаю комнату.

– Ты куда это? – нагоняет меня выскочивший из кухни отец.

За ним, конечно же, семенят бабушка и мама.

– Свят пришел, – лгу на удивление легко, хоть сердце и сжимается. – Поговорить нужно. С глазу на глаз.

Немного стыдно становится, когда на лицах «педсовета» расцветают одобрительные улыбки. Подавляю это чувство. Незаметно мотаю головой при виде побледневшей Агусе.

– Это парень, которого я очень сильно люблю, – шепчу, надеясь, что она поймет.

Срабатывает. Сестра расслабляется и даже улыбается.

Но ярче всех, безусловно, мама. Сияет, словно новогодняя елка.

– Молодец, Ангел! Держим за вас кулачки!

Бабушка эти самые кулаки задорно демонстрирует.

Закатывая глаза, надвигаю на них шапку. Стягиваю на груди куртку. Вступаю в ботинки.

– Шарф не забудь, – накидывает шерстяной хомут мне на шею мама.

Придерживая его, выскакиваю на лестничную клетку. Сердце колотится на разрыв, пока сбегаю вниз по ступеням. С каждым шагом ускоряюсь. Несусь со всех ног, словно от этого зависит чья-то жизнь. Особенно оказавшись на улице. Задыхаясь морозным воздухом, рассекаю темноту.

Любимая кривоватая улыбка – первое, что захватываю. А после со всхлипом врезаюсь в не менее любимые наглющие, сверкающие умопомрачительным буйством глаза.

Один вдох, и я оказываюсь крепком кольце рук.

Ян наклоняется. Обдает горячим дыханием мои губы. Тянусь навстречу. Да так, как он говорит, заторчав, и застываем. Рот в рот, но невесомо. Едва задевая другу друга. Оставляя возможность глазам топить и плавить.

Внутри с трепетом оживает зверинец.

Запорхавшие в животе бабочки поднимают райских птичек в душе, пробуждают сумасшедших мурашек и освобождают из омута бесят. Кажется, я даже слышу затрещавшего хвостиком за моей грудиной змия.

Кровь ударяет в голову – заливает щеки жаром и взрывает грохотом виски.

– Я тебя закусаю, – веет теплотой с губ Нечаева.

– Кусай…

На все согласна, несмотря на то, что сердце останавливается, едва рот Яна прижимается к моему. Замирает каждая клетка. В томительном предвкушении, конечно же. Рывок, влажная спайка, и открывшиеся реакторы начинают детонировать.

Он не кусает, как обещал. Целует. Но целует так торопливо и жадно, что не следи я за этими движениями, разъединимся и потеряем контакт. Однако так получается, что я отражаю каждый выпад Яна, словно кто-то заранее нашептывает, что собираются творить его настырные губы, его безумный язык… Весь его бесстыдный рот.

Просто я сама такая же свихнувшаяся. От любви и тоски.

Обнимая Нечаева, повисаю на нем. Едва его ладони забираются под пуховик и сжимают мои ягодицы, вздрагиваю. Но не смею сопротивляться. Внизу живота тотчас жар раскручивается. Центр управления смещается. Раздает по венам кипяток и раскидывает сигналы именно этот огневорот. А когда Ян подхватывает, отрывая от земли и заставляя обвить свои бедра ногами, и вовсе вся жизнь между моих ног сосредотачивается. Все еще стыжусь этого, но уже не прихожу в ужас.

– Ах… – захлебываюсь сладострастным волнением, когда Нечаев целится в мою промежность твердым пахом.

Откидывая голову, дышу часто и отрывисто.

– Прости… С тобой я сам не свой… – глухо шепчет он, сжимая еще крепче. С