Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот это очень красиво! — говорит Юля и прихлебывает из бутылки. — Даже мне нравится. Анастасис Вердип! Грек. Это звучит гордо. И выглядит красиво.
На экране компьютера фотография улыбающегося мужчины с обнаженным загорелым торсом. Грек стоит под пальмой и прижимает к груди автомат — настоящий «калаш».
— Очень похож на мужика из рекламы «Баунти»…
Нонна бродит по кухне, массирует пальцами виски. Что-то не вяжется… Что-то ускользает от понимания…
— Что ты не понимаешь? — спрашивает Юля. — Что там у тебя?..
Сейчас, сейчас Нонна ответит. Вот только…
Из динамика на кухне подпрыгивает Юлин голосок:
— Что там у тебя, что?
— Я не понимаю. У меня такое первый раз…
Нонна останавливается у стола, нервно сгребает колоду, тасует быстрыми движениями и несколько раз выбрасывает по паре карт.
— Опять! Да что ж такое? Он что, женат?
— Да нет…
— У меня сейчас голова лопнет… Всю свою магическую силу растеряю.
Ничего не понять. Бабушка, где ты? Помоги. Заодно прихвати прабабушку и прапрабабушку в качестве группы поддержки. Здесь понадобится мудрость веков.
— Посмотри, может быть, у него дочери есть? Может, он, подлец, с дочерьми? — спрашивает Нонна.
Юля притаилась и молчит.
— Юлька, посмотри подробнее, прошу тебя! Поройся в его биографии. Воспользуйся английским словарем, если чего-то не поймешь. Ты что молчишь? Что ты там, зависла, что ли?
Юля отозвалась спокойным голосом:
— Не ори. Посмотрела. Он — это.
— Что «это»?
— В прямом смысле это. Гермафродит он.
— Тьфу ты!
Слава богу, у Нонны не ослабло ее тайное чутье. Это в своей жизни она беспомощная, а вообще она ого-го.
— Все, Юль, на сегодня хватит… Кто у нас вырисовывается? Кто-то ведь мне понравился? Как его? Добрыня?
— Добруша.
— Какая разница. Пока это единственный подходящий для Соньки вариант. Все, сил моих больше нет… Пожалуйста, пошли ему по электронной почте ее фото, а если ему понравится, объясни, как ее найти. И возьми с него страшную клятву, чтобы Соньке не проболтался, как ее нашел. Пусть для нее это будет случайная встреча. Все. Пока.
_____
Соня, как и обещала, временно переехала к родителям. Всем своим мужьям она регулярно угрожала этим. Иногда даже запаковывала чемоданы. Порой доходила и до передней. Как правило, шантаж удавался, и очередной супруг шел на попятный. Принимал какие-то Сонькины требования, сводившиеся в основном к тому, чтобы мужчина, если уж не мог соответствовать идеалу, громогласно и неоднократно в течение дня заявлял о своей пылкой любви к жене. Если же Жорик или его предшественники не желали раскаиваться и не хватались за женины тряпки, препятствуя упаковке вещей, она шла к двери медленно, оборачивалась и предупреждая:
— Я ухожу.
Или:
— Я уже в прихожей.
Или еще:
— Я открываю дверь и ухожу.
Если же и это не заставляло мужа (мужей) одуматься, она садилась на чемодан и начинала плакать:
— Ты меня совсем не любишь!
И лишь на этот раз, что бы ни говорили зловредные подруги, она сделала это честно. Взяла зубную щетку и кое-что из одежды и вышла за порог.
Соня, как и многие крупные женщины, была в душе ранимой, но очень выносливой к боли. Поэтому, сообщая подругам, родителям и дочери о своих неописуемых страданиях, она чувствовала себя неплохо. Ударно трудилась, курируя банду лепщиков, и регулярно захаживала с инспекцией к Лейбе.
Через пару дней она и вовсе ободрилась и захотела встретиться с подругами в кафе. Но те уклончиво намекали на занятость и ничего не обещали.
— Может быть, зайду, — говорила Нонна.
— Если Эдик отпустит, — отговаривалась Юля.
Соня зашла к Лосевой одна. Если уж эти ренегатки отказывались, то хозяйка любимого кафе оставалась последним символом устойчивых дружеских уз.
Столик, за которым они обычно заседали с Нонной и Юлей, был занят юной парой. Они ели одно пирожное на двоих и трогательно молчали. Соня крикнула им на бегу:
— Это счастливый столик, — и сказала парню: — Сделай ей предложение, — а девушке бросила: — А ты пока не принимай, подумай.
Поскольку предполагаемый соискатель был найден, нужно было выполнить остальные пункты коварного плана. Договорились встретиться у памятника Достоевскому. Нонна долго топталась среди живых потомков персонажей великого писателя — бомжей, кликуш, профессиональных попрошаек, опустившихся военнослужащих и бедных студентов. Подбежала опоздавшая Юлька в русалочьем зеленом парике.
— Ты что, не выспалась? — спросила Нонна, оглядев ее со всех сторон.
— А ты как думала? Всю ночь анкету заполняла, триста восемьдесят пять вопросов.
— Ты что, голову не вымыла?!
— С восьми утра в фирму звонила, которая кроме как по-английски со мной говорить не хотела. Представляешь, в восемь утра, после бессонной ночи, по-английски?! Ну, я их там всех немного построила… И к тому же еще с самим Добрыней побеседовала… Ой, господи, с Добрушей.
— Ну?
— Приятней, чем ожидала.
— Что ты имеешь в виду?
— Голос хороший, красивый. Да, но все-таки три часа я поспала. Нон, держи. Вот пакетик.
— Об этом потом, — говорит Нонна. — Давай о главном. У меня есть идея.
Юля жалобно стонет:
— Опять?
— Вон видишь там, впереди, строительный вагончик?
— Ну.
— Нам нужна каска.
И Нонна резким движением тянет Юлю по направлению к штаб-квартире местных ремонтников.
— Нонка, — рассказывает Юля на бегу, — я не знаю, как там твои карты, но фирма сказала, что по анкетам они — идеальная пара.
— Очень хорошо! Вперед, за каской!
На пороге строительного вагона они поспорили, кто войдет первой. Нонна приказала:
— Стучи!
— Почему я?
— Стучи!
Юля робко стучит. Сквозь густой кашель они слышат:
— Ну? Заходи! Открыто!
Человек пять полураздетых мужчин приподнялись с мест. Девушек окатило кислым запахом грязного белья.
— Здравствуйте, — потеряв решимость, мягким, дрожащим от волнения голосом сказала Нонна. — Дорогие мужчины!
Раздалось дружное: «Гы-гы-гы!»
— Товарищи строители!
Юля яростно накручивала парик на палец, видимо, искала верные слова.