Теплее, уже теплее. Совсем тепло.

Впрочем, неважно. Главное — добежать.

И я бежал. Грешные Магистры, как же я бежал! В панике, задыхаясь, браня последними словами себя и всё, что вставало у меня на пути. Бежал по улице Старых Монеток, по улице Рыбьих Глаз, что в Кеттари, по Пёстрой Линии в Гажине, по скользким черепичным крышам, по вязким кучевым облакам, нёсся через Хумгат, спотыкался о древесные корни на лесных тропах, чтобы удержать равновесие, хватался за перила Шамхумского Птичьего моста, моля всех Тёмных Магистров, чтобы он не превратился внезапно в Большой Королевский между Правым и Левым берегами Хурона, и мне не пришлось начинать всё сначала.

Если это и был экстаз, меняю его на дюжину кошмаров. С доплатой, лишь бы взяли и унесли.

Но я всё-таки добежал. Сложно сказать, куда именно. Но вдруг почувствовал, что теперь всё в порядке. Я на месте, Мир спасён, сироты садятся ужинать, рыбак Сао Батори вытащил сеть с дюжиной жирных рыб, котёнок скребётся в ворота родной фермы, Куманский Халиф вкушает пэпэо[30], все танцуют.

А я наконец могу просто спокойно полежать. По всему выходит, что именно так выглядит для меня алмазный предел блаженства. Всё остальное — избыточная суета.

Возможность спокойно полежать я использовал на всю катушку. Лежал, пока не стало скучно. А скука — верный признак, что организм отдохнул. И, прикинувшись совестью, забормотал что-то вроде: «У меня столько дел, столько дел!» Что в переводе на человеческий язык означает: «Хочу поразмяться».

Да на здоровье, кто ж тебе запретит. В смысле, мне. Вставай и иди, куда захочешь.

Я встал и пошёл.

Шёл по залитой послеполуденным солнцем улице, потом зачем-то свернул за угол и внезапно оказался — даже не знаю, как правильно сказать: оказался ночью? в ночи?

В общем, там, за углом, была ночь и дул ветер — не то чтобы очень сильный, зато как бы во все стороны сразу. Поведение ветра не понравилось мне даже больше, чем темнота. Когда пытаешься сориентироваться, такие штуки сильно сбивают с толку.

— Цыц! — сказал я ветру. — Прекрати. Сам видишь, мне надо подумать.

Удивительно даже не то, что ветер меня послушался. А то, что после этого я действительно начал соображать. По крайней мере, вспомнил, откуда пришёл, обернулся и обнаружил там каменную стену — гладкую, не перелезть. И заклинание, позволяющее проходить стены насквозь, вылетело из головы, словно бы и не знал его никогда. А может правда не знал? Только собирался выучить, да всё откладывал на потом?

С меня бы сталось.

Ладно, будем искать другой выход. Не может быть, чтобы он не нашёлся. Так не бывает.

Пространство, где я оказался, выглядело как очередная строительная площадка Новых Древних, куда добросердечные горожане стащили остатки мусора, каким-то чудом уцелевшие после эпопеи с Дворцом Ста Чудес. Всюду громоздились камни, доски, груды черепицы, сломанная мебель, битая посуда, тюки с тряпьём и прочий хлам.

За годы жизни в Ехо моё ночное зрение стало почти таким же острым, как у коренных угуландцев, в противном случае я бы вряд ли заметил узкий проход между двумя домами, не то недостроенными, не то, напротив, не до конца разрушенными — устремлённые ввысь стены, провалы дверных и оконных проёмов, и больше ничего. Обнаружив проход, удивился: у нас дома обычно или лепятся друг к другу вплотную, или наоборот, стоят в гордом одиночестве, окружённые палисадниками. В разных кварталах по-разному, однако такого компромисса как узкая щель между стенами соседних домов я до сих пор нигде не встречал.

«Всё к лучшему, — подумал я, — наверняка через этот проход можно выбраться на улицу. Где, будем надеяться, всё ещё день. Ну или хотя бы горят фонари».

Но это была плохая идея. Штука даже не в том, что идти пришлось гораздо дольше, чем рассчитываешь, ныряя в проход между домами на обычной городской улице. Ну или на необычной. Всё равно почти бесконечный проход между зданиями — совсем не дело. Но с этим я бы ещё как-нибудь смирился.

И не в том беда, что благоразумно повернув назад, я обнаружил там ещё одну стену — снова тупик. Этого можно было ожидать заранее.

Даже тот факт, что внутри зданий, между которыми я пробирался, творилась какая-то дрянь, не особо меня огорчил. Рычание, вой и жалобные стоны, доносившиеся отовсюду, немного действовали на нервы, но это вполне можно было пережить. А заметив в оконном проёме анемичную блондинку, алчно пожирающую человеческую ногу, загорелую, волосатую и на фоне бледной людоедки торжествующе живую, рассудил, что это меня не касается. В конце концов, мои-то ноги пока на месте, чего ж мне ещё.

На месте-то на месте, однако земля под этими самыми ногами постепенно переставала быть твёрдой. И вообще землёй. Подо мной ходуном ходили какие-то шаткие гнилые доски, а этого я действительно не люблю. Предпочитаю твёрдо стоять на ногах во всех ситуациях и во всех возможных смыслах этого выражения. И когда это не получается, начинаю сердиться — верный признак, что я напуган.

А это уже никуда не годится. Как маленький, ей богу. Стыдись, сэр Макс.

Но для того, чтобы устыдиться, мне требуется хотя бы один свидетель. Кто угодно сойдёт, потому что я стремлюсь выглядеть героем в глазах любого свидетеля. И обычно так хорошо вхожу в эту роль, что сам себе верю. Поэтому у меня репутация очень храброго человека.

Но на необитаемом острове я, вероятно, наложу в штаны от первого же подозрительного шороха. И буду проделывать эту негигиеничную процедуру примерно раз в полчаса, если только не появится хоть какой-нибудь заинтересованный зритель. Говорящий попугай, думаю, сойдёт.

Хорошо, что я вовремя заметил белокурую людоедку. Её присутствие где-то далеко за спиной заставило меня держаться молодцом.

Яи держался. В смысле, шёл по стонущей, дрожащей, прогибающейся под моими ногами земле — не то тысячу лет, не то целых десять минут. В общем, очень долго. Пока не оказался на краю расщелины, довольно узкой, но всё же не настолько, чтобы преодолеть её в один прыжок. Внизу была подозрительно бездонная пропасть, а на другой стороне — моя жизнь.

Я правда не знаю, как ещё можно это описать — вот она, вечная проблема перевода образов сновидения на язык бодрствующих людей, слишком скудный и бедный для такой задачи. Могу сказать только, что там, на соседнем, бесконечно далёком берегу, был не какой-то конкретный город, не море, не степь, не пустыня, не лес и не небо над ними, не события, которые я уже пережил, и не обещание будущих дел, не люди, не призраки, не чудовища, не заклинания, которые мне ещё только предстояло произнести, и не дивные результаты грядущего колдовства, не разноцветные ветры Тёмной Стороны, не слова, которые я когда-то слышал, или однажды скажу, не сны, не музыка, не наслаждение, не навсегда побеждённая смерть. И одновременно — всё это сразу.