Но мне не дожить до этого прекрасного времени. Такая у меня судьба. Но за то, что я делал в этом созданном нами мире, лучшего я и не заслужил. Считаю, что мне и так повезло – ведь я узнал тебя, пусть и совсем ненадолго. И я приму свой конец спокойно, с нежной улыбкой, с осознанием, что, несмотря на все мои преступления, судьба подарила мне тебя. Слишком щедрый подарок для такого проклятого, как я. Надеюсь, то немногое, что я сделал для будущего восстания, Энма-о сочтет достаточным и осудит меня по справедливости.

Молись за меня, любимая. Молись, чтобы Судья девяти кругов ада правильно взвесил меня. Чтобы, когда я явлюсь перед ним, он думал не только о том, что я сделал, но и о том, что я сделал возможным. И я буду молиться за вас, за всех оставшихся мятежников, чтобы вы могли закончить начатое. Да умрут змеи. Да настанет конец Гильдии. Да освободится Шима.

Люблю тебя. Всем сердцем люблю. Скажи нашей дочери, что ее я тоже люблю. Знай, в последние моменты я буду думать о твоем лице. И с последним вздохом я буду шептать твое имя, Мисаки.

Твой навсегда,

Такео»

Юкико закончила читать и еще долго смотрела на страницу, позволяя словам впитаться. Значит, всё это было правдой. История Аянэ о скрытой фракции в Гильдии. Армия повстанцев, которая, подобно Кагэ, предана своему делу, действительно пытается поставить Гильдию на колени.

А она думала, что Аянэ лгунья. Шпион.

Так же, как и гайдзины думали о Юкико.

– Да умрут змеи? – прошептала она.

Что, во имя богов, это значит?

– Мне надо выбираться отсюда. – Она осторожно сложила лист бумаги и приложила руку к пульсирующему лбу. – Мне пора возвращаться.

– Назад Шима? – Пётр взял письмо, со странным благоговением вернул в кожаный бумажник. – Найти любовь Такео? Найти Мисаки-сан?

– Хай, – кивнула она. – Я найду ее.

Гайдзин передал ей в руки кожаный бумажник.

– Держать, – сказал он. – Ты брать.

– Да.

– Ты обещать.

Юкико улыбнулась.

– Я обещаю.

* * *

Буруу проснулся под сладким прохладным дождем. Сначала, на какое-то искрой мелькнувшее мгновение, он не понял, где находится. Просто прислушался к гулу шторма, ощутил танец электричества на шкуре, вспоминая дни, когда не было ничего, кроме этого: свобода черных туч, раскатистый гром и рев ветра под крыльями.

Его крыльями.

Металл скрипнул, когда он поднялся на ноги, в нос ударило зловоние убийства, болели раны от когтей и клюва на теле. А потом он почувствовал тепло в своем разуме – целый поток фонтанирующего тепла, и ее руки, обвившиеся вокруг шеи, и ее лицо, прижавшееся к его щеке. Она обняла его так сильно, что задрожала сама.

Боги, Буруу. Ты в порядке.

ОЧЕВИДНО, ТАК И ЕСТЬ.

Я так тебя люблю.

Он моргнул и прижался к ней носом.

И Я ТЕБЯ.

Я думала, что потеряю тебя.

Я ДУМАЛ, ЧТО УЖЕ ПОТЕРЯЛ ТЕБЯ.

Ничто не разлучит нас снова, слышишь? Ни океаны, ни штормы, ни армии. Я всегда буду рядом. Я умру с тобой, Буруу.

КАКАЯ МЕЛОДРАМА, ДЕВОЧКА.

Не будь таким противным.

Он улыбнулся ей мысленно.

ДАВАЙ НАДЕЯТЬСЯ, ЧТО ДО ЭТОГО НЕ ДОЙДЕТ.

Она долго обнимала его, ничего не говоря. Потом отпустила и протянула руку к джутовому мешку, всё еще привязанному к его спине, изорванному, в пятнах крови. Большинство ранцев потерялись где-то в хаосе последних нескольких дней – во время нападения, крушения или кровавой драки здесь, на битом черном стекле. Остался только один. Буруу почувствовал, как она боится, как дрожат ее пальцы. Она заглянула внутрь, без надежды, но всё-таки немного надеясь. А потом ее пальцы сомкнулись и вынули его – это чудо в ножнах из лакированного дерева. Форма, которую Юкико знала как свое лицо. Подарок на ее девятый день рождения.

– Мой танто, – выдохнула она.

Она почти потеряла его. Да и сама чуть не потерялась. В ненависти. В ярости.

Она подошла к краю острова и встала на ветру, рядом с Буруу. Они смотрели на бушующий океан. В правой руке Юкико держала клинок – подарок отца после смерти ее брата. Подарок человека, который отдал всего себя, чтобы защитить ее. Человека, которого она даже не оплакала – настолько тяжелой была эта утрата. В левой руке у нее был меч, обнаженный, сверкающий, который вручил ей Даичи с призывом лелеять ее гнев, наполнить яростью пустоту после смерти отца. Вокруг бушевала буря, но Юкико стояла неподвижно, как камень. Буруу чувствовал вьющихся у оскаленного берега под черной водой морских драконов, которые смотрели на нее глазами, мерцающими среди дыхания волн.

Он сопереживал ее чувству. Ощущал тяжесть всего этого. Реальности, лежавшей перед ней, осознания, кем она стала и кем была. Горя, которым она никогда и ни с кем не делилась, позволяя ему чернеть и гноиться, будто раку, пожирающему сердце Шимы. И ненависти. Юкико цеплялась за нее, думая, что это сделает ее сильной. Что этого хватит. Что больше ей ничего не нужно.

Она подняла катану вверх и с силой низвергла ее в воду, избавляя себя от гнева, который Даичи назвал даром. Сине-белая молния поцеловала небеса над головой, гром заставил Юкико замереть неподвижным силуэтом с клинком, поднятым над головой. Она глубоко вдохнула, задержала дыхание на мгновение длиною в жизнь, наполненное завыванием одиноких ветров, наконец опустила руку и снова посмотрела на клинки. Привязав ножны к оби, она вложила в него меч, а рядом повесила танто. Не стоит выбирать между ними. Пусть будут вместе. Свет и тьма. Вода и огонь. Любовь и ненависть.

Вместе.

А потом она повернулась, обняла Буруу за шею и зарыдала, громко, отчаянно, стараясь выплеснуть горе и омыть душу. Она плакала до тех пор, пока тело не перестало сотрясаться, пока в груди не перестало жечь, пока не выплакала все слезы. И внутри не осталось ничего, кроме старой раны, которая наконец начала покрываться коркой, и воспоминаний о том, кто поднимал ее на руки посреди колышущегося бамбукового леса. О губах, прижимавшихся к ее щеке. Об усах, щекочущих подбородок.

– Я буду с тобой, – сказал он. – Обещаю.

И это воспоминание наконец заставило ее улыбнуться.

* * *

Буруу смотрел, как Юкико и гайдзин обыскивают чрево металлической стрекозы, пока не нашли тяжелый ящик цвета умирающей листвы. Мужчина торжествующе вскрикнул и заулыбался, как дурачок. Юкико открыла его и обнаружила кучу разнообразных гаечных ключей в смазке и резаков – всё, что требовалось для ремонта странного кривобокого аппарата на случай крушения.

Буруу сидел и зализывал свои раны, а Юкико и гайдзин пытались, как могли, подлатать его металлические крылья, соединяя клепками порванные ремни, сгибая и выпрямляя радужный каркас, разглаживая смятые перья и прижимая их железными болтами. И хотя после завершения всех работ изобретение Кина почти лишилось изящества, на нем было можно лететь. Буруу взмахнул крыльями, почувствовал, как поднимается вверх, скрипя и скрежеща, и понял, что им, возможно, удастся вернуться в Шиму.