— И все же многие ярлы сомневаются, стоит ли нам идти войной на Англию. — Король так и не понял, приберег Гуннар этот свой вопрос специально к приходу папского нунция архиепископа[114]Ордини или же это вышло случайно.

В любом случае Гаральд рад был, что полемизировать с полководцем и недальновидными ярлами ему придется в присутствии прелата — худощавого сорокалетнего нормандца, потомка одного из тех викингов, которые достигли берегов Франции с первой колонизационной волной, и только недавно рукоположенного в Риме.

— Если вы затеяли этот разговор при мне, — сказал архиепископ, — значит, захотите выслушать и мой евангелический совет или хотя бы мнение.

— Вы уже смогли убедиться, что до меня ни один правитель не проявлял такой заботы о становлении христианства в Норвегии, как я, — молвил король, не отводя взгляда от пламени.

— Это очевидно. Позволю себе евангелически напомнить, что о вашей христианской добродетели в Риме знают. Вы — не только сводный брат короля Олафа Святого, но и правитель, который сам будет претендовать на титул святого.

— Ну, уж это вряд ли, — проворчал Гаральд. — Хватит того, что мой сводный брат провозглашен святым покровителем Норвегии. Причем он заслужил этого почитания.

Однако прелата не так-то просто было смутить или хотя бы всерьез озадачить.

— Позволю себе евангелически заверить, что ваши рыцарские подвиги церкви тоже известны, — заверил он правителя. — Буквально вчера я слышал известную вам сагу скальда Бёльверка, в которой воспевались ваши подвиги во время службы в Руси и в Византии: «Конунг, ты обтер кровь с меча, прежде чем вложил его в ножны. Ты насытил воронье сырым мясом, когда волки выли на гребнях гор. Ты провел, суровый конунг, следующий год на востоке, в Гардах; никогда мне не доводилось слышать, чтобы кто-нибудь из воинов превосходил тебя…»

— Так можно сказать о любом воине.

— О, нет, не о любом. Скальды всегда внимательно слушают современников, чтобы заставить потомков так же внимательно слушать себя. По их висам будут судить о вас, конунг конунгов, люди грядущих поколений.

— Если только не предадут забвению и нас, и наши саги, — парировал король.

— Во все века люди будут стремиться познать бытие своих предков, рассчитывая при этом, что оно неминуемо окажется героическим. Уж такова наша природа. Что же касается ваших личных подвигов во время походов в составе византийской армии стратега Георгия Маниака на Сицилию и в Южную Италию, то о них я уже наслышан. О многих из них узнал, еще пребывая в Риме.

— Эти слухи достигли Вечного города?

— Неужели вас может удивить то, что в Риме помнят о ваших битвах против сарацинов? Да, вы служили византийскому императору, но ведь освобождали от сарацинской саранчи земли Италии, а значит, папские земли.

— Если бы во время моего пребывания в Италии римляне пополнили варяжскую гвардию несколькими легионами своих воинов, я высадился бы на африканский берег, чтобы громить сарацинов там, откуда они совершают набеги. Ведь не скажете же вы, что на то не было воли Божьей? Как-никак, мои норманны защищали Апостольский престол от неверных.

Прелат поднялся и, перебирая четки, медленно прошелся по залу. Гаральд обратил внимание, что походка у него решительная, а шаг твердый, почти чеканный, да и фигура явно не монашеская. «Монахи так не ходят, — подумалось королю. — Это походка легионера, привыкшего к строю и походному шагу».

— Не все в этом мире объясняется волей Божьей.

— Странно слышать такое от прелата.

— Увы, многое зависит от безволия людей. К тому же, воля Всевышнего не всегда поддается пониманию смертных, даже если они значатся среди прелатов церкви Христовой или при императорских дворах. — И, не оставляя королю времени на обдумывание этого ответа, сказал: — Для меня и для папы римского очень важно знать, что происходило после того, как вы оставили Русь и вместе с королевой Елисифью и легионом своей варяжской гвардии прибыли в 1045 году сначала в Швецию, а затем и в Норвегию.

— Вы могли узнать об этом от норвежских, датских или шведских священников.

— Всегда важно видеть события глазами человека, который их творит. Так воспроизведите же их хотя бы вкратце.

— Я не скальд, чтобы пересказывать деяния дней минувших.

— И скальд — тоже. Как вы заметили, я достаточно хорошо владею норманнским языком, чтобы понимать смысл тех саг, которые вы сочиняли во время своих византийских походов. И потом, со временем вы поймете, что для вас важно, чтобы в Ватикане знали о происходящем в Норвегии, каковы ваши отношения с королем Дании, а главное, чем вызван поход в Англию, его цели.

— Военные походы всегда преследуют одну и ту же цель — разгромить, захватить, подчинить своей короне…

— Такими они могут представляться рядовому воину, но только не полководцу и уж тем более — не королю.

— Хотите, чтобы я изложил все свои замыслы? — сухо поинтересовался Гаральд. — Так вот, перед походами исповедям должны предаваться рядовые воины, но ни в коем случае не полководцы, а тем более — не короли.

К удивлению Гаральда, никакого значения его словам прелат Ордини не предал. Все еще продолжая перебирать четки, он опустился в кресло и, подобно королю, тоже уставился на огонь, давая понять, что готов выслушать все, о чем король пожелает рассказать ему.

— Весь этот огромный флот… — повел епископ подбородком в сторону окна, в стекла которого уже били крупные, по-осеннему холодные капли дождя. — Вы ведь собираете его для того, чтобы навсегда завладеть не только короной Англии, но и самим островом. Так ведь?

— Огромные флоты для каких-либо иных целей не создают и столько воинства не собирают. В Британии англосаксы такие же пришельцы, как и мы. Но, захватив значительную часть острова, германские племена англов, ютов и саксов так и не сумели покорить Уэльс и Шотландию. К тому же сами они начали дробиться на множество племенных графств и на такой небольшой территории умудрились создать что-то около семи или восьми королевств — Восточная Англия, Кент, Мерсия, Уэссэкс, Нортумбрия, Эссэкс…[115]Хоть какой-то государственный порядок был утвержден в Англии только тогда, когда во второй половине прошлого века там высадились датчане. Именно так, датчане, как бы я к ним ни относился…

— Однако их очень скоро вытеснили с острова, — заметил архиепископ.

— Они только потому и не смогли сколько-нибудь долго продержаться, что не позаботились о появлении новых отрядов воинственных викингов, а еще потому, что рассчитывали самостоятельно, норманнскими силами одной только Дании, насытиться куском, который не способны были ни пережевать, ни проглотить. Они не призвали под свои знамена шведские, норвежские, нормандские и прочие племена. Плохую услугу оказал датчанам и конунг Гутрум, который, вступив в переговоры с уэссэкским королем Альфредом, отказался от всех британских территорий, кроме восточных и северо-восточных прибрежных окраин.