— Ты сошел с ума, Гейнор, — сказала принцесса Шануг’а. — Мечи — это наше наследство. Они — наш долг.

— Но разве не ваш долг, моя госпожа, вернуть то, что вы брали во временное пользование? Поразмышляйте об этом. А я хочу пока предложить Элрику душу его милого старика-отца. — Сталь его пальцев ласкающе прикоснулась к розовому дереву.

Элрик почти лишился дара речи от гнева на Ариоха, который раскрыл его тайну. Гейнор знал истинную цену ларца и что он значит для сына Садрика.

— Ты хочешь соединиться с ним или хочешь быть свободным? — спросил у него Гейнор, наслаждаясь каждым слогом, прекрасно понимая, что он предлагает альбиносу.

В слепой ярости Элрик бросился к алтарю, но Гейнор сделал движение терновым жезлом и почти прикоснулся им к эктоплазменной мембране, в которой рычал и показывал когти граф Машабак. Глаза графа горели так, что грозили прожечь стены узилища, и тогда он вырвался бы на свободу, чтобы сожрать этот мир, искалечить его, истерзать страшными муками и навсегда лишить жизни.

— Душу твоего отца в обмен на ваши мечи, принц Элрик. Ты ведь знаешь, что тебе нужнее? Брось, Элрик, тут ведь и думать не о чем. Соглашайся. Ты получишь свободу. Никакой рок тогда уже не будет страшен тебе, дорогой принц…

Элрик почувствовал, насколько заманчиво это предложение, испытал искушение навсегда получить свободу, забыть этот адский меч, этот нежеланный симбиоз, от которого он так зависел, расстаться с вечной угрозой соединения с душой отца, с необходимостью помогать отцу воссоединиться с матерью в Лесу Душ, где не властны ни Закон, ни Хаос, ни Космическое Равновесие.

— Душа твоего отца, Элрик, которая освободит тебя. Конец его и твоим страданиям. Тебе не нужен больше этот меч. Тебе не нужна была его сила, чтобы узнать это, чтобы вынести все эти и другие мучительные испытания. Отдай мне меч, Элрик, и ты получишь эти сокровища…

— Тебе нужен меч, чтобы можно было подчинить этого демона, — сказал Элрик. — У тебя есть заклинание, чтобы обрести такую силу? Может быть, и есть, принц Гейнор. Однако одного заклинания недостаточно. Тебе нужно еще что-то, чего боялся бы граф Машабак…

И снова гневный грохот, визг, скрежет, угрозы…

— И ты полагаешь, что, получив Буревестник, сможешь подчинить себе Машабака. Но тебе понадобится для этого еще кое-что, кроме Буревестника. — И снова Элрик задумался о безумной дерзости Гейнора Проклятого, который намеревался управлять одним из Герцогов Ада.

— Ты прав, дорогой принц. — Голос Гейнора снова стал мягче, в нем слышались беззаботные нотки. — Но у меня, к счастью, есть не только твой меч. Роза знает то заклинание, с помощью которого…

И тогда Роза подняла голову и плюнула в шлем, но на это Гейнор только рассмеялся еще веселее:

— Ах уж эти любовницы, как они сожалеют о своих маленьких секретах…

И тут Элрик все понял и проникся еще большим сочувствием к этой женщине, последней из своего племени, осознал всю тяжесть того бремени, которое она несет.

— Отдай мне меч, принц Элрик. — Гейнор протянул руку в кольчужной рукавице с ларцом. В правой руке он держал жезл, почти прикасаясь им к эктоплазменной мембране. — Терять тебе нечего.

— Пожалуй, я бы только выиграл, — сказал Элрик.

— Конечно. И кому бы от этого было плохо?

Элрик знал ответ на этот вопрос: плохо было бы его спутницам. Плохо было бы этому миру. Плохо было бы и многим другим, получи Гейнор власть над Машабаком. Альбинос не знал в точности, как Проклятый собирался использовать меч для подчинения Машабака, но ему было ясно, что такие возможности у Гейнора есть. Когда-то, давным-давно, Роза доверила ему эту тайну, сообщила о каком-то древнем могущественном заклинании.

— Или ты предпочтешь навечно соединиться со своим отцом, Элрик Мелнибонийский? — Голос из-под шлема стал звучать холоднее, даже угрожающе. — Я даже буду готов поделиться с тобой своей новой силой. Твой меч станет тем стрекалом, которым я буду погонять Машабака…

Элрик склонялся к тому, чтобы согласиться с Гейнором Проклятым. Если бы он был истинным мелнибонийцем, хотя бы таким, как его отец, он уже оставил бы все сомнения и отдал бы свой меч за ларец с душой отца. Но в силу неких своих особенностей, голоса крови и характера он не мог изменить своим товарищам, не мог предать на милость Хаоса ни одну живую душу.

И он отказался.

На это Гейнор ответил воплем гнева. Он кричал, что Элрик глупец, что он мог бы сохранить хотя бы часть этого царства, но теперь злобный Машабак поглотит его целиком…

Тут раздались скрежет и скрипы, посыпались во все стороны куски штукатурки и камня, полетели свечи и факелы, какая-то древняя дверь в переборке судна начала открываться, и сверху, из образовавшегося проема, раздалось вопросительное урчание.

Это был Хоргах, тот самый ящерообразный монстр, который вел корабль Гейнора по Тяжелому морю. Хоргах втянул воздух, покрутил головой. Он увидел Чарион, после чего издал удовлетворенное сопение и начал резво спускаться по резным стенам. Элрик воспользовался тем, что внимание Гейнора отвлек Хоргах, бросился вперед и выбил терновый жезл из руки Проклятого, а потом сделал выпад мечом. Однако Гейнор успел схватить свой собственный меч, чтобы нанести Элрику ответный удар.

Но Буревестник издал такой вопль, такой резкий звук, исполненный несравненной злости, что из-под шлема того, кто не ведал боли на протяжении тысячелетий, донесся стон, исполненный страдания. Гейнор поднял свой меч, чтобы отразить удар Буревестника, но ноги его подкашивались.

И тогда Элрик нацелил свой меч в то место, где под доспехами Гейнора должно было находиться сердце, и Проклятый издал жуткий вой: он болтался на острие Буревестника, словно омар на гарпуне, мотая руками и ногами и выкрикивая проклятия — точно так же, как из сферы выкрикивал свои проклятия Машабак.

— Есть ли такой ад, в котором тебе можно было бы воздать должное, Гейнор Проклятый? — сказал Элрик, сжимая зубы.

А Роза тихо добавила:

— Я знаю такое место, Элрик. Ты должен призвать своего демона-покровителя. Призови в это измерение Ариоха!

— Ты сошла с ума!

— Доверься мне! Ариох здесь слаб. Он еще не успел набраться сил. Но ты должен поговорить с ним.

— Чем нам может помочь Ариох? Ты хочешь вернуть ему его пленника?

— Вызови его, — сказала она. — Именно так ты и должен поступить. Ты должен его вызвать, Элрик. Только так сможем мы снова достичь хоть какой-то гармонии.

И тогда Элрик, держа своего врага нанизанным, как паука на прутике, на кончике меча, выкрикнул имя своего покровителя, Герцога Ада, того, кто предал его, кто пытался уничтожить его навсегда.

— Ариох! Ариох! Приди к твоему слуге, владыка Ариох. Я прошу тебя.

Ящер тем временем спустился на пол и неторопливо двигался к Чарион, к своей потерянной любви, и на физиономии этой твари появилось выражение покорной преданности, когда Чарион Пфатт подошла к ней и принялась гладить огромные лапы, ласкать чешую.