Филипп между тем занялся реализацией своих матримониальных планов. В первую очередь он подумал о Генрихе II Шампанском, своем племяннике и внуке Алиеноры. Для него была подходящая партия, однако бароны опередили Филиппа, избрав Генриха иерусалимским королем. Но вот вопрос: королем чего? Ведь Иерусалим не был отвоеван у турок. Но факт остается фактом: сын Марии Французской стал третьим мужем королевы Изабеллы под именем Генриха I.

Затем настала очередь Марии Шампанской, сестры Генриха и племянницы французского короля. Ее Филипп выдал замуж за Бодуэна IX Фландрского. Этот граф был братом покойной Изабеллы де Эно и королю Филиппу приходился шурином. Между прочим, на титул графа Фландрии претендовали трое: Бодуэн де Эно, Элеонора де Вермандуа и сам Филипп. Но он отказался, получив в обмен на это 5000 марок серебром и отдав графу в жены свою родственницу.

Следующая – племянница Маргарита, графиня Блуа и Шатодена, дочь Тибо V де Блуа. Ее Филипп выдал замуж за Отона I, графа Бургундского. Наконец, Филипп женит своего племянника Тибо III Шампанского на Бланке Наваррской, сестре короля Наварры Санчо VII. Урожайный год на свадьбы. Это – еще одна сторона политики французского монарха.

Нелегко разобраться в этих хитросплетениях родов и фьефов. А тут еще по нескольку детей, к тому же рожденных в разных браках. В результате запутанное переплетение прав или претензий на сеньорию. Мужья, носящие феодальные титулы по жене или, наоборот, наследники, титулованные как и их отцы, – все это вызывало изрядную путаницу. Современники порой ломали головы: кто, от кого, как зовется, кем является, по какому браку, чем владеет, на каком основании? Куда уж автору этих строк лезть в такие дебри. Но браки нужны были – скорые, частые. Женили порой совсем детей, пользуясь правом отца на дочь, и сюзерена, особенно короля, на своего вассала или вассалку. Причем брак рассматривали лишь как союз двух состояний, двух земель, при этом с волей и сердцем женщины, я повторю это еще раз, совсем не считались. Так что обручения малюток, едва начавших ходить, и браки в подростковом возрасте считались обычным делом. Словом, мальчики и девочки – лишь фигуры на шахматной доске, за которой сидят их отцы, братья, дядья, приносящие детей в жертву политическим или материальным интересам. Неотъемлемое право. Таким же правом пользовался и французский король, о чем я и упомянул. Забыл еще сказать о вдовах. Им даже не давали времени оплакать мужа. Так что ни о какой любви и речи нет. Неделя, другая – и вот уже вдовушка в «нужной» постели.

Пример с Изабеллой, королевой Иерусалимской. Ее же просто-напросто развели с Онфруа Торонтским. Нужен был король, человек знатного происхождения. Онфруа до такого статуса не дотягивал. При разводе Изабеллу вынудили сказать, что она никогда не жила с мужем добровольно. Ей тотчас подыскали другого. Занялся этим делом епископ Бове, родственник Филиппа. Новым мужем оказался Конрад Монферратский. Но его вскоре убили, а ее принудили к третьему браку, а потом, спустя пять лет, и к четвертому.

Или вот еще. Жил в некой епархии один виконт. Дурная шла о нем слава – грабил, насиловал, убивал, тем и жил. И вот однажды (кто знает, может, то были угрызения совести) он решил совершить паломничество в Палестину. Свои замки и земли он доверил сеньору, графу Жирару. Тот обещал дочь виконта выдать замуж за своего сына, наследника графства. Однако этот сеньор оказался не меньшим негодяем, чем его вассал, – взял и выдал его дочь за одного из своих рыцарей. Бедная девушка! Никто даже не соизволил поинтересоваться ее мнением. А сам виконт вскоре после этого умер на чужбине.

Однако прежде всего Филипп думал о городе. О его Париже! Двух дней не прошло со времени его приезда, как он уже пошел смотреть на новую стену, медленно, но уверенно поднимавшуюся на западной окраине города. Она дошла уже до ворот Сент-Оноре. Но первым делом – Луврская башня. Главная из пяти. Она уже стояла. Она была именно такой, какой виделась Филиппу в его грезах. Около ста футов в высоту, как он и хотел, и двенадцать футов – толщина стен. Вокруг нее росли, тянулись ввысь четыре сестры, на семь футов ниже каждая и в «талии» поуже.

Филипп долго стоял рядом с каменным исполином, смотрел, восхищался, оглаживая стены руками и задирая голову. Поглядел на епископа. Тот улыбался.

– Нравится, ваше величество?

– Да, Сюлли! Да, мой друг! – Не в силах сдержать восторга и радости, король обнял епископа. – Это будет крепость, такая же, как Шатле, но сильнее! С одного берега на другой перебросим цепь. Ни один вражеский корабль не пройдет! А пока он будет стоять, лучники из Лувра будут забрасывать его горящими стрелами. Но идемте внутрь, я хочу посмотреть, что там.

Там – площадки, окна с нишами для бойниц и винтовая лестница, круто уходящая вверх. Следующий этаж – помещения внутри башни, пока еще не обжитые. Но уже с камином, нишами. Еще выше – опять площадки, бойницы и снова целый ряд комнат, предназначенных, на первый взгляд, быть тюрьмой. Тяжелые дубовые двери с засовами освещались факелами, воткнутыми в стены. Король открыл одну из дверей. Внутри – окошко, забранное решеткой. Топчан в углу, куча соломы. Настоящая темница.

– Узник – не такая уж редкая вещь в наше время, – пояснил Сюлли. – Лучшего места для него не найти.

– Выходит, здесь тюрьма?

– Такая камера не одна. Уверен, они пригодятся вашему величеству.

Как в воду глядел епископ. Первым пленником Луврской башни окажется граф Фернан Фландрский, взятый в плен в битве при Бувине.

Но больше всего Филиппу понравились помещения, подходящие под склады, кладовые или даже под библиотеку, если сюда кое-что добавить. И король тотчас решил, что в этой башне, защищающей самое уязвимое место города, он устроит арсенал и будет хранить свой архив.

Наконец, поднявшись на самый верх, шагая по дорожке, огибавшей башню по окружности и защищенной зубцами стен, Филипп стал оглядывать весь город и не успокоился до тех пор, пока не вернулся в исходную точку. Иначе не увидеть всего Парижа: прямо над зубцами нависал огромный купол.

– Что скажете о соборе Богоматери, государь? – не мог не полюбопытствовать Сюлли. – Правда, он еще не совсем закончен, остались кое-какие детали… Но, в основном, почти готов.

Филипп как раз смотрел в ту сторону.

– Это самое высокое здание в Париже, – продолжал епископ расхваливать свое детище. – Его видно за целую милю, даже за две, и о нем уже говорят во всех странах, ведь подобного творения не знает ни один город Европы.

– Наш собор – духовное сердце не только Парижа, но и всей Франции, – ответил король. – Это жемчужина, вкрапленная в королевскую корону, и сия краса – ваших рук дело. Парижане прославляют вас, Сюлли, а в памяти потомков ваше имя останется на долгие века.

Епископ сиял. Сбылась его мечта. Он, безвестный в прошлом человек, сын бедной сборщицы хвороста, подарил столице Франции еще нигде не виданный собор!

Филипп, наблюдая за ним, дал паузу. Потом вновь вернулся к Лувру.

– Там, епископ, – он указал на противоположный берег реки, – надлежит построить такую же башню. Таким образом, мы запрем город с обеих сторон. И от этой другой башни протянется южная стена. Но для ее строительства мы пока не располагаем ни финансами, ни людьми. Поэтому все силы надо бросить на север. Высота стены двадцать пять футов, это мне известно, а ее толщина?