Если бы Ион был рядом, он бы уже вовсю работал черпаком. Но Иона рядом не было.

Ветер ровно и методично гнал шлюпку в открытое море.

Он стал думать о смерти и удивился, что не почувствовал никакого страха. Наоборот, стало спокойнее. Может, и правда есть жизнь после этой. Он вспомнил летний день семьдесят лет назад, когда на марнесском кладбище услышал постукивания в гробу Эдварда Клосса. Три быстрых удара. Потом еще три. И все, кто был рядом, слышали.

Он всю жизнь возвращался время от времени к этой загадке, но ничего вразумительного в голову не приходило. Наверное, это был призрак Эдварда, который каким-то образом постучал в гроб, давая понять, что он недоволен обстоятельствами своей смерти.

А если и в самом деле смерть – не исчезновение, а переход в вечность, тогда приключения Герлофа могут и не закончиться в затонувшей «Ласточке». А вдруг он встретит там родных и близких? Эллу Иона, погибшего внука Йенса…

Он слез с банки и сел на елань. Его брюки, тщательно выглаженные с утра помощницей старшей сестры, тут же намокли. Наплевать.

На Эланде в таких случаях говорят: будь что будет.

Вода была холодной, и в памяти всплыла еще одна картинка с тех жутких похорон.

Холодные, запотевшие бутылки с пивом. Наверное, не теплее, чем вода, волосяными струйками просачивающаяся в шлюпку.

Бенгтссон тогда предложил ему бутылку пива. Герлоф точно не помнил, но, скорее всего, именно тогда он впервые в жизни попробовал спиртное.

Но почему это пиво было таким холодным? В теплый, даже жаркий день? Тогда же еще не было холодильников. Конечно, многие в конце зимы набивали погреба льдом.

А может, у могильщика был такой погреб на кладбище? Погреб со льдом – почему нет? Положил туда пиво – и оно холодное. В ящике или в бочке, чтобы удобней доставать. А скорее всего, мог использовать старую дренажную трубу под какой-нибудь кочкой.

Он вспомнил, что Бенгтссон, уступив место родственникам и знакомым, стоял немного позади. Так что вполне мог постучать по трубе лопатой или сапогом. Три раза, потом еще три раза. Звук по трубе передается быстро, так что вполне могли подумать, что стучат из гроба. Призрак покойного чем-то недоволен.

Герлоф помнил мрачную физиономию Бенгтссона – он наверняка недолюбливал богатых фермеров, братьев Клосс. Вполне возможно, могильщик решил над ними поиздеваться, представить лело так, будто покойник стучит в гробу… злая шутка, но последствий наверняка и Бенгтссон не предвидел. Как он мог предположить, что и второго брата хватит инфаркт прямо на кладбище?..

Может, так и было. Может, Бенгтссон хотел пошутить. Обсудить не с кем – все свидетели давно поумирали. Но труба наверняка сохранилась. Всего-то в паре метров от могилы Клоссов. Но пиво в ней теперь вряд ли кто держит.

Может, сохранилась, а может, и нет. Уже не проверишь. Он сидит в тонущей гребной шлюпке без весел и дрейфует от берега.

И ничего с этим не сделаешь.

Утонуть – легкая смерть. Он не раз слышал от старых моряков, хотя откуда им, живым, знать? Но он в это верил.

Герлоф лег на покрытые водой елани, зажмурился и представил, как он медленно скользит в темную, прохладную глубину. Желанный пассажир на пароме через реку под названием Стикс…

И тут же открыл глаза – что-то было не так. Инстинкт человека, проведшего две трети жизни на море, подсказал ему – что-то не так.

Он медленно поднялся и посмотрел.

Ветер. Ветер поменялся без предупреждения. Взлохмаченные волны разгладились и покатили ровными невысокими валами. Они постепенно обрастали белой пеной и разливались по берегу тонкой прозрачной пленкой. И волны эти не быстро, но неумолимо несли «Ласточку» к берегу.

Направление поменялось. Не Стикс, а Стенвик, подумал Герлоф.

Не судьба. Он глубоко вдохнул и снова посмотрел в небо. Над ним парили, почти не шевеля крыльями, несколько чаек.

Легко было поверить, что это те самые чайки, которые приветствовали его пронзительными выкриками, когда он впервые в жизни пришел на этот берег. Восемьдесят лет назад.

Герлоф улыбнулся чайкам.

Чайки – мастера выживать. Как и он сам.

Этот роман рассказывает, в частности, о том времени, которое принято называть «Большим террором» – тайной войне, которою Иосиф Сталин развязал против своего народа. Массовые репрессии, казни и колоссальная сеть лагерей, ГУЛАГ. В мельницу политических репрессий угодили не только жители страны, но и иностранцы, приехавшие в СССР в уверенности, что найдут там рай для рабочего класса. Как минимум один из них был родом с Эланда – об этом рассказано в историческом исследовании Эвы Катарины (Каа) Энеберг «Принужденные к молчанию», посвященном судьбе шведских эмигрантов в СССР. Он, этот эмигрант с Эланда, и послужил прообразом Арона Фреда.

Авария при запуске ракеты на космодроме Байконур в октябре 1960 года – реальное событие, так же как и массовый расстрел польских офицеров в Катыни в апреле 1940 года.

Судьба Арона собрана из различных книг: «Я – рабочий в СССР» Альфреда Бадлунда, «Я был ребенком ГУЛАГа» Юлиана Беттера, «Большой террор» Роберта Конквеста, «Сталин: двор красного царя» Саймона Сибага Монтефьори, «Сталин и его приспешники» Дональда Рейфилда, «Лети Сталина» Оуэна Мэттью, «Время секонд-хенд» Светланы Алексиевич, «Преступник» Харальда Вельцера, «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына и «ГУЛАГ – история советских лагерей» Анны Аппельбаум.

Факты о жизни эландских эмигрантов в Америке почерпнуты из книг «Америка – туда и обратно» Ульфа Викбума и «Америка: мечта или кошмар» Андерса Юханссона, а также из рассказов моих эландских родственников.

Автор приносит благодарность Ульрике Франссон, Хансу Герлофссону, Черстин Юлин, Каролине Карлссон, Инг-Мари и Джиму Самуелльссон и Туре Шёбергу. И конечно, Осе Селлинг и Катарине Энмарк Лундквист.

И наконец, хочу поблагодарить писателей, которые писали об Эланде до меня и открыли мне волнующие черты моего острова: это Тумас Арвидссон, Текла Энгстрём, Маргит Фриберг, Карл Линне (который, к сожалению, именно север Эланда проехал второпях), Торстен Янссон, Лидере Юханссон, Барбру Линдгрен, Оке Лундквист, Лидере Нильссон, Рольф Нильссон, Пер Планхаммар, Рагнхтльд Уксхаген, Анна Рюстедт, Никлас Торнлунд и Магнус Утвик. И двух выдающихся островных поэтов: Леннарта Шёгрена и Эрика Юхана Стагнелиуса.