— Я благодарен судьбе за это знакомство, Дама Жанна, — вновь низко поклонившись, произнес граф, и голос его дрогнул. — Когда я думал о вас, сердце мое всегда трепетало от восторга.

Он сказал еще многое, что польстило Жанне. Несмотря на те пиры, которые закатывали в ее честь в Меце, Арлоне и Кёльне, она еще не пресытилась комплиментами и восторгами по поводу своей персоны. Пять лет в заточении среди недругов брали свое.

Вскоре появилась Аларда де Бодрикур, расцеловала Жанну по-матерински, и обе дамы долго плакали, в конце концов по новой растрогав капитана Вокулера. Что до графа дез Армуаза, то он, рыцарь, с глазами полными слез, смотрел на Жанну с обожанием и преклонением одновременно. Перехватывая его взгляды, она даже смущалась…

Вечером, после ужина, Жанна нашла время остаться с Робером де Бодрикуром наедине.

— Я хотела спросить вас, мой добрый Робер… Наш король… Я послала ему не одно письмо со своими братьями, но не получила ответа. Почему он молчит? Я знаю, что по-прежнему нужна ему. И он нужен мне. Англичане еще во Франции. Мы вместе должны прогнать их. Я готова вновь взять в руки меч. Возглавить войско. Сражаться — это единственный путь. Может быть, мои письма не доходят до него? Кто-то рвет их? Враги, предатели. Я даже не знаю, кто окружает его нынче. Что можете сказать мне вы, искренний друг?

Капитан Вокулера кивнул:

— Я кое-что знаю об этом…

— Расскажите. Во имя Господа нашего, мой добрый Робер! — Ее глаза умоляли. — Расскажите…

Бодрикур потупил взор.

— Ваши письма доходят до него. Но король не готов пока принять вас, Дама Жанна. Все очень просто. О вашем столкновении с инквизицией в Кёльне уже стало известно при всех дворах Европы. Вы — опасный гость, моя девочка, — очень по-дружески сказал он. — Не для меня — пока вы в провинции, до вас нет никому дела. Как нету дела охотникам до оленя, что прячется в непроходимой чаще. Но стоит ему показаться у края леса — он превратится в мишень. Я слышал, что король говорил кому-то… — Бодрикур осекся.

— Что говорил? Ради всего святого…

— Вы не можете появиться перед ним, пока вас зовут как и прежде. Карл Валуа не пойдет против папы и церкви даже ради собственной сестры. И его можно понять. Девы Жанны более нет. Но если она вновь воскреснет, то воскреснет еретичкой. Так решил Рим. И любой человек, который примет ее, формально должен быть отлучен от церкви. Король считает, что вы должны изменить имя.

— Имя — но как?

Робер де Бодрикур посмотрел в ее глаза:

— Например, путем замужества.

— Выйти замуж — мне? — Она ушам своим не верила. — Деве Франции?!

Ее собеседник сокрушенно покачал головой.

— Господи! Девы Франции более нет! Она сгорела в Руане пять лет назад! Как вы этого не поймете…

— Однажды меня «похоронили» в Сен-Дени, как малыша Филиппа. Спустя двадцать четыре года «сожгли» в Руане. — Она взглянула ему в глаза. — Я устала умирать, Робер!

Капитан Вокулера вздохнул:

— Ваша судьба сложилась печально, Дама Жанна, но бывали судьбы и похуже. Вашего отца предательски убили на улице — разделали на части, как быка на скотобойне. Ваш сводный брат, Карл Орлеанский, да хранит его Господь, уже двадцать один год не видел родины. Другой ваш сводный брат, герцог Ангулемский, отданный Карлом Орлеанским англичанам в заложники еще до Азенкура, живет пленником в Англии уже четверть века! Каждый Божий день сердце их разрывается на части, но они только не подают виду. Не хотят лишний раз радовать ненавистных годонов. А вы — живы, молоды, прекрасны. Полны сил.

— Только имени у меня нет, — с горечью усмехнулась Жанна.

И вновь она вспомнила тот день в Руане, когда вместо нее повели на костер незнакомую ей, покорную во всем женщину. «Вы погубили меня, монсеньор Кошон! — воскликнула она тогда. — Погубили мое имя! Мою жизнь…» «Ты сама подписала себе смертный приговор, — спокойно ответил ее судья. — Назад пути нет. Скоро ты навсегда умрешь для всего мира, станешь призраком». Так оно и случилось…

— Серьезно подумайте о замужестве, Дама Жанна. Если вы решитесь обрести супруга, ваше положение изменится. Нужно только найти достойного рыцаря. Вы будете носить его имя и без страха за собственную жизнь появляться где угодно.

Она грустно улыбнулась.

— Многие признавались мне в любви. Я даже сбилась со счета. Но ближе всех моему сердцу был Жан де Новелонпон. Помню, как он открыл мне сердце в Нанси. Где он сейчас?

— Жан? — Робер де Бодрикур усмехнулся. — Он женат, у него свой замок в предместьях Нефшато. И уже двое детей — мальчик и девочка.

Жанна покачала головой:

— Времени он не терял…

— Жан — доблестный и благородный рыцарь. Но такой, как он, вам не ровня, Дама Жанна. Вы должны выбрать человека с именем, род которого если и уступит вашему, то не во многом. — Он внимательно посмотрел на собеседницу, надеясь на понимание. — Ведь вам придется представлять своего мужа королю Франции.

Жанна гостила в Вокулере. За это время она успела побывать дома — ее мать много плакала. Изабелла де Вутон приготовилась к встрече, ведь Жан и Пьер предупредили семью о возвращении дочери. А вот отец был холоден. Для него она давно стала отрезанным ломтем. Неровней ему — самому простому из дворян, арендатору чужих угодий. Даже ее плен не растопил его сердце. Более того, Жанне казалось, что человек, которого она когда-то называла отцом, была рад всем тем горестям, что выпали на долю заносчивой гордячки. Хотя, может быть, она и ошибалась. Главное, было ясно, что он не забыл давних ее слов, брошенных сгоряча: «Ты — жалкий крестьянин, а я — принцесса! Вы больше мне не ровня. Я знать вас не знаю. И не люблю вас. Не хочу больше любить…»

Это было, и самое главное, что оказалось правдой. Этих слов Жак д’Арк и впрямь не смог простить той, которую воспитал. И которую когда-то очень любил…

В родном доме Жанна долго не задержалась. Она вернулась в Вокулер, где проводила время в обществе Робера де Бодрикура, его супруги и Робера дез Армуаза. С последним они часто выезжали на охоту, просто катались по окрестностям города, а иногда скрещивали турнирные мечи. Жанна понемногу проникалась симпатией к своему обожателю — бледному, статному, всегда готовому услужить, часто молчаливому и, она уже догадывалась, влюбленному в нее сеньору де Тишемону.

Нонесмотря на внешнюю веселость, Жанна была в крайней степени подавлена, раздосадована. Она жила с обидой в сердце и не могла найти себе места. Почти шесть лет, проведенные в тюрьмах различных замков, не прошли даром. Она сидела на цепи, как собака, над ней издевались, ее унижали. Допрашивали. Затем ее домогались — настойчиво, упрямо, долго. Часто Жанне казалось, что она сходит с ума, и лучше было бы ей умереть.

А ведь она была красива, блистательна, умна, и не могла не понимать своей избранности. За один год она изменила то, что складывалось сто лет! Она короновала дофина, отвоевала у англичан половину Франции. Она смогла подарить целому народу — ее народу! — дух свободы. Ее окружали первые вельможи королевства, ей поклонялись принцы, ее воспевали лучшие поэты эпохи, в нее влюблялись, она носила дорогие наряды — расшитый золотом пурпур, бирюзовые накидки, покрытые золотыми лилиями, ни перед кем не скрывая своего королевского происхождения, доспехи от лучших оружейников Европы. И все это она получила, еще не перешагнув порог юности! Когда она только собиралась войти в новую, более взрослую жизнь. Нужно быть ангелом, чтобы, получив такое, не почувствовать в своем сердце великую гордость! Наконец — она говорила с Богом! Сам Создатель направлял ее, подарив ей силу, мечту… Он окликал ее в отцовском саду, в долгих походах, на поле брани. Кто может еще похвастаться таким счастьем?