Моцарта и Баха. Я несколько старомоден. Большинство людей находят их музыку скучной. Я — нет.

— Отличный подбор, — сказал я и куда-то положил карту.

— Вы не представляете, как трудно играть некоторые вещи Моцарта, — проговорил мой собеседник. — В хорошем исполнении они кажутся очень простыми.

— А кто хорошо исполняет Моцарта? — спросил я.

— Шнабель.

— А Рубинштейн?

Он покачал головой.

— Слишком мощно. Слишком эмоционально. Моцарт — это музыка и ничего больше. Никаких комментариев от исполнителя не требуется.

— Держу пари, — сказал я, — вы многих настроили на признание. Вам нравится эта работа.

Он переложил еще одну карту и легонько пошевелил пальцами. Ногти его были блестящими, но короткими. Видно было, что этот человек любит без особого смысла шевелить руками, совершать легкие, четкие, беглые (но в то же время ровные и плавные), невесомые, словно лебяжий пух, движения. Он воскрешал ими в памяти тонкое, но не слабое исполнение глубоких вещей своего любимого Моцарта. Я это понимал.

Было около половины шестого, небо за окном с противомоскитной сеткой начало светлеть. Шведская конторка в углу была закрыта. Накануне днем я находился в этой же комнате. На краю конторки лежал восьмигранный плотницкий карандаш: кто-то поднял его и положил туда после того, как лейтенант Мэглешен запустил им в стену. Разложенная конторка, за которой сидел Кристи Френч, была усыпана пеплом. На самом краю стеклянной пепельницы лежал окурок сигары. Возле свисающей с потолка лампы с бело-зеленым абажуром, какие до сих пор висят в захолустных отелях, летал мотылек.

— Устали? — спросил мой собеседник.

— До изнеможения.

— Зря ввязались в эти запутанные дела. Я не вижу в этом никакого смысла.

— Не видите смысла кого-то убивать?

Он тепло улыбнулся.

— Вы же никого не убивали.

— Почему вы так думаете?

— Здравый смысл и большой опыт сидения здесь с людьми. Это ночная работа. Зато я имею возможность музицировать днем. Я тут уже двенадцать лет. Повидал много любопытных людей.

Он вытащил еще одного туза, и очень кстати. Мы были почти блокированы.

— Вы добились многих признаний?

— Я не выслушиваю признаний, — ответил собеседник. — Только настраиваю на них.

— Почему вы раскрываете это мне?

Он откинулся назад и легонько постукал картами о край стола. Снова улыбнулся.

— Я ничего не раскрываю. Нам давно ясна ваша роль в этом деле.

— Тогда зачем же меня задерживают?

Собеседник не ответил. Оглянулся на часы на стене.

— Теперь, думаю, можно перекусить.

Он встал и подошел к двери. Приоткрыл ее и что-то негромко сказал кому-то снаружи. Потом вернулся, сел и поглядел на карты.

— Бесполезно, — вздохнул он. — Поднять еще три, и мы блокированы.

Согласны начать снова?

— Я был бы согласен не начинать совсем. Не люблю карт. Шахматы — другое дело.

Собеседник бросил на меня быстрый взгляд.

— Что же вы не сказали об этом сразу? Я бы тоже предпочел шахматы.

Сейчас принесут поесть. Правда, не обещаю, что кофе будет таким, к какому вы привыкли.

— Черт возьми, я питаюсь где придется… Ладно, если не я застрелил его, то кто же?

— По-моему, это и выводит их из себя.

— Им бы радоваться, что он убит.

— Возможно, они и радуются, — ответил собеседник. — Только им не нравится, как это сделано.

— Лично я считаю это очень аккуратной работой.

Собеседник молча глянул на меня. В руках у него была колода карт. Он выровнял ее и стал быстро раздавать на двоих. Карты лились из его рук сплошным потоком.

— Если вы так же быстры с пистолетом… — начал было я.

Поток карт внезапно прекратился. Их место занял пистолет. Собеседник легко держал его в правой руке, ствол глядел в дальний угол комнаты. Потом пистолет исчез, и карты заструились снова.

— Вы губите здесь свои способности, — сказал я. — Ваше место в Лас-Вегасе.

Собеседник взял одну из стопок, слегка потасовал ее и сдал мне флеш-рояль из пик.

— Со «стейнвеем» мне безопаснее, — улыбнулся он.

Отворилась дверь и вошел полицейский с подносом.

Мы ели тушенку с овощами и пили горячий, но некрепкий кофе. Уже окончательно рассвело.

В восемь пятнадцать вошел Кристи Френч в сбитой на затылок шляпе, с темными пятнами под глазами, и встал у двери.

Я перевел взгляд на сидевшего напротив меня маленького человека. Но его уже не было. Карт не было тоже. Не было ничего, кроме аккуратно подвинутого к столу стула и составленных на поднос тарелок, с которых мы ели. У меня даже мурашки побежали по коже.

Кристи Френч зашел за стол, резко отодвинул стул, сел и потер подбородок. Снял шляпу и взъерошил волосы. Угрюмо, жестко уставился на меня. Я снова был в полицейской цитадели.

Глава 31

— Окружной прокурор ждет тебя в девять, — сказал Френч. — А потом, что ж, отправляйся домой. Если только он не арестует тебя. Извини, что тебе пришлось всю ночь просидеть на этом стуле.

— Ничего, — сказал я. — Мне нужно было попрактиковаться.

— Да, снова войти в колею, — пробурчал Френч и угрюмо глянул на поднос с тарелками.

— Лагарди взяли? — спросил я.

— Нет. Кстати, он в самом деле врач. — Френч глянул мне в глаза. — Практиковал в Кливленде.

— Не нравится мне, что здесь все слишком четко, — сказал я.

— Что ты имеешь в виду?

— Молодой Квест подбирается к Стилгрейву. И по чистой случайности находит единственного в Бэй-Сити человека, который может Стилгрейва опознать. Вот это и кажется мне слишком четким.

— А ты ничего не забываешь?

— От усталости я способен забыть собственное имя.

— Я тоже, — кивнул Френч. — Он ведь должен был еще от кого-то узнать, Кто такой Стилгрейв. Когда делался этот снимок, Моу Стейн был еще жив. Что проку в этой фотографии, если не было известно, что за птица этот Стилгрейв.

— Мисс Уэлд, по-моему, знала, — сказал я. — А Квест был ее братом.

— Ты говоришь ерунду, приятель, — устало усмехнулся Френч. — Стала бы она помогать брату шантажировать любовника, да и себя тоже?

— Сдаюсь. Может, этот снимок оказался внезапной удачей. Другая его сестра — моя бывшая клиентка — говорила, что он любил делать внезапные снимки. Чем внезапней, тем лучше. Не погибни он, вам пришлось бы взять его за вмешательство в личную жизнь.

— За убийство, — равнодушно уточнил Френч.

— Вот как?

— Мэглешен нашел ту пешню. Только не сказал при тебе.

— Одной пешни мало.

— Он раскопал еще кое-что, но это пустяки. Клозен и Неуловимый Марстон отбывали срок. Квеста нет в живых. У него респектабельная семья. Он был слегка неуравновешен и связался с дурной компанией. Не стоит марать его семью только ради показа, что полиция способна раскрыть какое-то дело.

— Благородно с вашей стороны. А как