Кстати, по-чешски наследник, не очень способный к языкам, почти не говорил, и члены его семьи, конечно, тоже объяснялись между собой по-немецки. Но дело даже не в этом: либерально-демократические и зачастую антиклерикальные программы большинства чешских политических партий, сложившихся в начале XX в., не могли не отпугивать консервативного католика Франца Фердинанда. Более того, в конце 90-х гг., когда отношения между чехами и богемскими немцами резко обострились, наследник выступал против государственно-правовых притязаний чешских политиков, поскольку в тот момент считал осуществление их требований предпосылкой к крушению всего здания монархии.

«Славянофильская» репутация эрцгерцога сложилась не из-за его мнимого «чехолюбия», а главным образом благодаря планам наследника преобразовать дуалистическую монархию в триалистическую. Здесь Франц Фердинанд следовал по стопам Эренталя, выдвигавшего подобные проекты в 1906—1907 гг. Предполагалось даровать Хорватскому королевству, в состав которого должны были войти все земли монархии, населенные южными славянами, равные права с Цислейтанией и Венгрией. Таким образом под скипетром Габсбургов мог возникнуть противовес Сербии как потенциальному объединителю югославянских народов. Характерно, что ведущую роль в этом новом королевстве должны были играть хорваты, которых с Габсбургами сближала католическая религия. Вероятно, Франц Фердинанд рассматривал триализм как первый шаг на пути к дальнейшей федерализации монархии.

Однако, говоря о реформаторских планах наследника, нужно быть осторожным. Во-первых, они так и не были проработаны достаточно четко, а во-вторых, федерализация «а ля Франц Фердинанд», будь она осуществлена, скорее всего, имела бы мало общего с представлениями демократически настроенных политиков того времени. Эрцгерцог был консерватором, и та федерация центральноевропейских народов, о которой он мечтал, очевидно, стала бы собранием равных между собой автономных образований, объединенных общей и весьма сильной властью габсбургского монарха. Не было ничего более чуждого политическим взглядам Франца Фердинанда, чем демократическая концепция федерализма, согласно которой «федеративное государство может успешно развиваться прежде всего в условиях высокой степени демократии» (Рыкин В. С. Австрийский федерализм: история и современность// Новая и новейшая история. 1999. № 2. С. 71).

Не исключено поэтому, что в конечном итоге такая модель оказалась бы удивительно похожа на баховский централизм 50-х гг. XIX в., т. е. никак не отвечала бы требованиям начала XX столетия. Об этом, конечно, мы можем только догадываться. Тем не менее планы радикального реформирования государственного устройства Австро-Венгрии будили надежды, о крахе которых деятели, когда-то близкие Францу Фердинанду, сожалели и через много лет после его гибели и крушения дунайской монархии. «Возможность спасти монархию... зависела от готовности Франца Фердинанда править твердой рукой на конституционной основе федерацией автономных и свободных народов, — вспоминал М. Ходжа, — от того, удалось бы ему привести эту политику в соответствие с Новой политикой в Европе. Это была последняя возможность Установить переходный режим и тем самым способствовать мирному и постепенному разрешению национальных проблем в Центральной Европе».

Активность Франца Фердинанда, пугающий размах его планов и, откровенно говоря, скверный характер наследника привели к тому, что врагов и недоброжелателей у него всегда было больше, чем друзей и сподвижников. Так, воспитанный в немецкой культуре, защищавший, подобно Иосифу II, немецкий в качестве единственно возможного языка государственного аппарата и межнационального общения в дунайской монархии, не подвергавший сомнению необходимость союза с Германией, эрцгерцог тем не менее конфликтовал с австронемецкими националистами. Причиной тому была антигабсбургская и антикатолическая деятельность радикалов — в частности, пангерманистов Г. фон Шёнерера, которые выдвинули лозунг «Прочь от Рима» (Los von Rom), поскольку видели в протестантах Гогенцоллернах подлинно немецкую династию, призванную закончить дело объединения Великой Германии, включая австрийские земли. Франц Фердинанд не мог смириться с национализмом, даже если это был национализм его народа, — ведь националисты подрывали устои дунайской монархии, будущим правителем и одновременно слугой которой чувствовал себя наследник престола.

* * *

Во многих отношениях эрцгерцог был близок своему дяде-императору. «При всех различиях характеров и судеб их обоих объединяло самое главное — безусловная вера в высокую историческую миссию Габсбургов, монархов милостию Божьей, и убеждение в исключительности положения государя, который находится в центре всего происходящего. Франц Фердинанд д’Эсте тоже относился к «старой школе» и, подобно императору, всем образом своей жизни утверждал представления о... трудолюбивом «слуге государства», который полностью сознает важность своей роли» (Urban, 257). Тем не менее отношения между Францем Иосифом и его возможным преемником не были безоблачными. Оба, конечно, помнили о трагических обстоятельствах, которые привели к тому, что

Франц Фердинанд стал наследником престола, и вполне вероятно, что племянник был для старого императора живым напоминанием о покойном Рудольфе и о собственной несостоятельности в роли отца. Мешала сближению и разница темпераментов обоих Габсбургов, и история с женитьбой Франца Фердинанда, которая могла казаться Францу Иосифу своего рода предательством — ведь племянник предпочел личное счастье династическим интересам.

Нет никаких свидетельств того, что Франц Фердинанд предпринимал какие-либо шаги, направленные на отстранение старого императора от власти — подобно тому, как в чрезвычайных обстоятельствах был некогда принужден к отречению от престола Фердинанд Добрый. И уж тем более вряд ли эрцгерцог, искренне и глубоко верующий человек, желал Францу Иосифу смерти. Тем не менее явное, хоть и тщательно скрываемое соперничество императора и наследника, нетерпение, проявляемое последним в ожидании момента, когда дядя наконец уступит ему трон, имели определенные политические последствия. Как говорил один из влиятельных сотрудников венского кабинета Рудольф Зигхарт, «участь министров часто была незавидной. Принимая решения, они должны были оглядываться одновременно на Шёнбрунн и на Бельведер. Явно привыкнув к этому, они стали принимать такое косоглазие за подлинно государственный взгляд на вещи».

Стремясь направить активность наследника в определенное русло, Франц Иосиф поощрял его интерес к военным вопросам. После 1906 г. военная канцелярия Франца Фердинанда, шефом которой стал способный и энергичный майор А. Брош фон Ааренау, приобрела значение второго генерального штаба. Соперничество ее сотрудников с офицерами генштаба, возглавляемого Конрадом фон Гетцендорфом, было тем более острым, что взгляды Франца Фердинанда и Конрада на роль армии и военную политику монархии заметно отличались. При всей своей решительности наследник престола оставался последовательным противником военных авантюр и рассматривал армию как важнейший элемент внутреннего единства монархии, главную опору и оружие императора, которое необходимо держать всегда готовым к бою, — но в первую очередь с внутренним, а не с внешним врагом. Не будет большим преувеличением сказать, что наиболее вероятным противником императорских и королевских вооруженных сил эрцгерцог считал скорее венгров, нежели русских, сербов или итальянцев.