Снова плевок в костер. Затем сложные жесты, надписи в воздухе над пламенем, мудреная вязь заклятий, которая как будто закружилась на мгновение в дыму. Затем старейшина объявил:

– Ты изгнан!

– Ты понятия не имеешь, старик…

– Думаю, ты должен был умереть давным-давно.

– И столько раз, что со счета сбился. Сначала кусок Луны. Потом проклятая кукла, потом… а, неважно.

– Торант говорит, что ты сбежишь. В конце. Говорит, что ты потерял мужество.

Ток посмотрел в огонь.

– Не исключено, – сказал он.

– Тогда он убьет тебя.

– Если догонит. Что я и умею до сих пор, так это скакать верхом.

Зарычав, старейшина поспешил прочь.

– Мужество, – пробормотал Ток. – Да, именно. А может быть, трусость действительно воспитывается в самих костях.

Ведь скажем прямо: Анастер не был «холодным железом». Да и «горячим железом», кстати, тоже.

Где-то в ночи раздался могильный волчий вой.

Ток хмыкнул:

– Что ж, похоже, у меня и права выбирать-то нет? А есть ли у кого-нибудь из нас? Было хоть когда-нибудь?

Он заговорил чуть громче:

– Ты знаешь, Торант, – да, я вижу твой силуэт, – мне кажется, что вопрос о трусости придется решать вам, оул’данам – завтра. Убежден, что Красная Маска – если он заинтересован – думает об этом прямо сейчас. Гадает. Сможет ли он привить всем вам честь силой?

Смутная тень – это и вправду был Торант – двинулась прочь.

Ток замолчал, подбросил в костер еще одну лепешку родара и стал вспоминать давно ушедших старых друзей.

В конце одинокой цепочки следов маячила фигура, взбирающаяся на далекий склон по глине и камешкам. Вот что бывает, когда идешь по следу, напомнил себе Вал. Легко забыть, что проклятые отпечатки оставляет кто-то реальный, особенно после долгой погони.

Это т’лан имасс, как он и подозревал. Широкие костлявые ступни с таким крутым подъемом, что середина не пропечатывается. Правда, некоторые кривоногие виканцы оставляют похожие следы, однако не ходят с такой скоростью, как тот, кто перед Валом. Нет. И все же странно, что древний немертвый воин вообще идет пешком.

Эту пустошь легче пересекать пылью.

Может, слишком сыро. И противно становиться грязью. Надо будет спросить.

Если он не убьет меня на месте. То есть не попытается. Постоянно забываю, что я уже мертв. Если мертвому что и нужно помнить, то именно эту важную подробность, правда, Скрип? Фу, да откуда тебе знать? Ты еще жив. Да тебя тут и нет.

Худ меня побери, мне страшно не хватает компании.

Лишь бы не этот проклятый шепчущий ветер. Хорошо, что он унесся клочьями, не в силах подобраться ближе к т’лан имассу, у которого… да, только одна рука. Потрепанный, разве несправедливо?

И т’лан имасс наверняка знает, что Вал позади, в тысяче шагов. Наверное, чует, что я тоже призрак. Поэтому и не пытается напасть.

Кажется, я начинаю привыкать.

Только пройдя еще треть лиги, Вал подобрался достаточно близко, чтобы, наконец, разглядеть немертвого воина. Тот остановился и обернулся. Кремневое оружие в единственной руке больше походило на саблю, чем на меч, – конец был изогнут. Рукоять, вырезанная из плоского лосиного рога, образовывала круглую гарду, отполированную и коричневую от времени. Лицо воина было изуродовано, лишь с одного бока нетронутая тяжелая челюсть кособоко обрамляла ужасную физиономию.

– Изыди, призрак, – прохрипел голос т’лан имасса.

– Да я бы рад, – ответил Вал, – только, похоже, мы движемся в одном направлении.

– Не может быть.

– Почему?

– Потому что ты не знаешь, куда я иду.

– Ну да, логика т’лан имассов во всем великолепии. Проще говоря, нелепый идиотизм. Нет, я не знаю точно, куда ты идешь, но, несомненно, в том же направлении, куда иду я. Такое соображение слишком сложно для тебя?

– Чего ты цепляешься за свое тело?

– Полагаю, по той же причине, по какой ты цепляешься за то, что осталось от твоего. Слушай, меня прозывают Вал. Когда-то я был солдатом, «Мостожогом». Малазанские морпехи. Ты из Логросских т’лан имассов?

После недолгого молчания раздались слова:

– Я родом из Кроновых т’лан имассов. Рождена в год крови с гор на клан эптр финана. Моя собственная кровь появилась на берегах Яггра-Тиль. Я – Эмрот.

– Женщина?

Клацающее кособокое пожатие плеч.

– Ну, Эмрот, и зачем же ты идешь через Худову забытую ледяную яму?

– Здесь нет ям.

– Как скажешь. – Вал огляделся. – Значит, сюда удаляются падшие т’лан имассы?

– Не сюда, – ответила Эмрот. Потом подняла саблю и ткнула вперед.

Вперед. Это направление Вал для себя решил считать севером.

– Так что, мы идем к громадной куче замороженных костей?

Эмрот отвернулась и пошла дальше.

Вал двинулся рядом с немертвым существом.

– Ты была красавицей, Эмрот?

– Не помню.

– Мне с женщинами никогда не везло, – признался Вал. – У меня слишком большие уши – приходится носить кожаную шапку. И у меня шишковатые колени. Я ведь поэтому и пошел в солдаты. Чтобы встречаться с женщинами. И обнаружил, что боюсь женщин-солдат. То есть боюсь еще больше, чем обычных женщин, А это о чем-то говорит. У вас, имассов, вроде бы все солдаты?

– Я понимаю, – сказала Эмрот.

– Правда? Понимаешь что?

– Почему у тебя нет компаньонов, Вал из «Мостожогов».

– Ты не набросишься на меня тучей пыли?

– Здесь не могу, увы.

Улыбнувшись, Вал продолжил:

– И не то чтобы я умер девственником, конечно. Даже уродливый ублюдок вроде меня… лишь бы деньжат хватило. Но вот что я скажу, Эмрот: ведь не это называется любовью? И в общем, правда в том, что я никогда ни с кем ее не делил. Любовь. То есть с того времени, как я перестал быть ребенком, и до того, как умер.

Была одна женщина-солдат. Большая и грубая. По имени Дэторан. Она решила, что любит меня, и демонстрировала это, избивая меня до бесчувствия. Ну что тут скажешь? Ладно, с этим я справился. Понимаешь, она была еще уродливей меня. Бедная старая корова. Жаль, что я не понял тогда. Был слишком занят тем, что спасался от нее. Забавно, правда?

Она тоже умерла. И так я смог, понимаешь, поговорить с ней. Потому что мы оказались в одном и том же месте. Она, бедняжка, с трудом связывала несколько слов в предложение. Не тупая. Просто невнятная. Поди пойми, что у таких людей на уме. Объяснить они не могут, а догадки остаются догадками, и чаще всего так ошибаешься, что жуть. Но мы более-менее справились. По-моему. Призраком она говорила еще меньше.