по устройству игрушек принадлежала изобретательному уму Марка, а деятельная проработка лично Прохору Матвеевичу.

В годы обоюдной возмужалости Прохор Матвеевич и Марк Талый приняли участие в первом походе в Восточную Пруссию, где их прерванная на время дружба вновь восстановилась.

В этом походе они обосновали обоюдное артельное хозяйство, на предмет добывания повседневного пропитания. Прохор Матвеевич выполнял обязанности эконома-хранителя денежных запасов, Марк же ведал непосредственными закупками продуктов со строгой установкой их питательной значимости. Обычно съедобной норме колбасы Марк предпочитал плитку шоколада, доказывая, что оная, по значимости питания, заменяет собою натуральный обед.

После употребления шоколада Прохора Матвеевича тянуло на пойло, и вода существенно замещала образовавшуюся в утробе пустоту. Шоколад они потребляли по научным данным, чтобы не отягощать желудка обильной пищей, во избежание сугубых последствий после возможного ранения в живот. Но однажды Прохор Матвеевич ощутил нестерпимую пустоту в желудке и на очередном бивуачном привале, дорвавшись до походных щей, съел их восемь котелков вприкуску с двухфунтовой порцией хлеба. Утроба не выдержала натиска, и через четверть часа Прохор Матвеевич легонько застонал: ротный фельдшер констатировал заворот кишок. Дабы не утерять друга в походе, Марк самочинно приступил к устранению недуга: он наступил Прохору Матвеевичу подошвами на живот, пространно потоптался, а затем порекомендовал больному подняться.

Прохор Матвеевич встал, и Марк тихим голосом скомандовал ему учащенный на месте бег. После получасового бега с промежуточными перерывами еда, скопившаяся в утробе Прохора Матвеевича, постепенно рассосалась, а спертый газ вышел из нутра от изрыгания.

Встретившись после долгой разлуки, Прохор Матвеевич и Марк, сидя друг перед другом в учреждении, упорно молчали, предавшись мечтам о минувшем.

— Небось, детей уже кучу нарожал? — первым заговорил Марк.

— Ась! — встрепенулся Прохор Матвеевич. — Детей, говоришь? Нет деток. Должно быть, половина моя бесплодная.

Прохор Матвеевич немного застыдился и вздохнул, явно угнетаясь отсутствием детей.

— Ну вот, для кого, видно, как: а моя, дьявол, что ни месяц, то аборт, — безучастно произнес Марк. — А впрочем, тебе известно, что я женат? У меня, друг, жена другого сословия, но активистка: примкнула к нам в двадцать первом.

Марк без относительности потрогал за пресс-папье, придавив его одним краем к столу.

— В политике, надо тебе сказать, меня за три пояса заложит. А во мне, видишь ты, уважает пролетарскую наружность…

Марк закинул наотмашь прядь волос, заслонявших лоб, и осторожно прибавил:

— Ты думаешь, что она не обманывает?..

Прохор Матвеевич растерялся и, не находя возможности вмешиваться в сердечное состояние друга, промолчал, чем существенно облегчил напряженное состояние Марка.

— Впрочем, я тебя скоро с ней познакомлю, — уже спокойно произнес он. — Ее зовут Галина Павловна, а я называю по-простому — Галка.

Прохор Матвеевич, слушая сообщение друга, радовался его успеху в области брака. Уважая пышность и белизну тела собственной супруги, Прохор Матвеевич полагал, что и жена Марка как представительница усовершенствованного сословия имеет те же наличные качества…

— Заболтался я как зря, — спохватился Марк. — Главного-то я и не сообщил: тебе известно, что я прибыл в твои заместители?

Прохор Матвеевич утвердительно кивнул головой, и они еще раз облобызали друг друга…

…За немногие дни Марк обошел все предприятия, подведомственные учреждению, и, обладая твердой памятью, усвоил их усовершенствования. Тогда Прохор Матвеевич совместно с супругой спокойно отбыл в отдаленные окрестности города на чистый берег Отстегайки, где и посвятил свой досуг улову окуней.

Прохор Матвеевич садился на отлогом берегу, постепенно закидывал четыре удочки и покойно ожидал время, когда начнется ускоренный клев. Клавдия Гавриловна усаживалась недалеко от мужа, и до начала клева они вели разговоры шепотом, чтобы не спугнуть возможное приближение рыбы.

Иногда до прихода окуней поплавки толкала ухищрявшаяся по части съемки червя плотва, и небольшие кружки расходились по зеркальной поверхности тихой реки.

— Плотва, стерва, что твоя англичанка: дурачится осторожно, а добычу верно берет, — замечал Прохор Матвеевич, придавая простым словам международный характер.

После удачной ловли супруги уходили на покой, где в тени под елью варили уху и вели мирную беседу о дурашливом окуне, имеющем натуральную российскую ухватку.

В период отпуска покой Прохора Матвеевича укреплялся, и в помыслах он благоволил к природе, растворявшей тайную усладу даже и в мятежных сердцах одиночных людей. Прохор Матвеевич в порядке постепенности познавал, что лучший дар жизни — был расчетливый отдых после многолетних трудов. Вторичный очередной свой отпуск, для большей услады, он полагал использовать примерно лет через пять.

В ежегодном очередном отпуске Прохор Матвеевич не обнаруживал прока в силу того, что привычка эта воспринялась по наследству от мелкой буржуазии, искавшей в общих передвижках не покой, а легковесное развлечение. По его мнению, всякий ремонт должен происходить по обветшалости сооружения, чтобы эффект привел к неизгладимым впечатлениям.

Однако Прохор Матвеевич не отбыл на отдыхе установленного срока: он был экстренно вызван Марком на двадцать вторые сутки предоставленного ему отпуска.

Марк Талый, предполагая, что предприятиями взяты тихие темпы, увеличил количество выпускаемых продуктов. Он утроил выпуском колбасу, чтобы повысить таким родом удельный вес довоенных норм. Но так как талый-отстегайский рынок не поглотил означенного количества выпускаемого продукта, то свыше тысячи пудов колбасы осталось лежать на складах, поддаваясь медленному разложению. Городской санитарный надзор запретил продажу пропахшей колбасы, и убытки, угрожающие предприятию, равнялись пятидесяти тысячам рублей. Требовалась трезвая оценка вещей и здравая распорядительность досужего практика. Марк Талый вызвал для этой цели Прохора Матвеевича, полагая, что только его неспешная рассудочность упорядочит надрыв, порожденный кризисом сбыта.

Предположения Марка целиком оправдались: Прохор Матвеевич распорядился, чтобы избыток пропахшей от разложения колбасы был закопчен, так как сажа, проникнувшая в колбасу, уплотняет мясо, вытесняет дурной запах и придает продукту надлежащее вкусовое свойство…

Вызванный по колбасному делу, Прохор Матвеевич не отбыл больше в городские окрестности для окончания отпуска, а остался исполнять свои директорские обязанности. Кроме ускорения выпуска колбасы, Марк подготовлял булыжник для замощения базарной площади и главной улицы.

— Темпы, друг, у тебя тихи, — заявил Прохору Матвеевичу Марк.

По поводу ускорения темпов Прохор Матвеевич вступил с Талым в дебаты, доказывая, что мощение улицы — произвольный расход, не приносящий ни поспешной пользы, ни последующей доходности.

— Вот тебе и на! — удивился Марк. — Да ведь надо же, черт возьми, оборудовать благоустройством пролетариат.

Прохор Матвеевич заметил, что пролетариат замощением площади и улицы булыжником благоустроен не будет, ибо для него предстоит преждевременное изнашивание обуви.

— Ну и пускай изнашивается! — настаивал Марк. — На то и утраиваются темпы, чтобы всему пришел полный избыток.

…Мостовая была возведена, площадь вымощена, и Прохор Матвеевич косвенным образом порадовался их появлению. С тех пор он проникался вопросами примирения кожи с камнем,