при полном обмундировании, — сообщил Быстроходов, прикладывая руку к козырьку.

Прохору Матвеевичу почему-то стало жалко пожарников, обливавшихся потом от тяжести касок.

— И много пожаров заглушили за сорок годов? — поинтересовался он.

— Четыре тысячи сорок восемь: свыше сотни пожаров в среднем за каждый год. Всего отстояли от огня две тысячи восемьдесят два дома. Да вот редки стихийные бедствия у нас, — с явным неудовлетворением пожаловался Быстроходов, большой любитель пожаров.

Прохор Матвеевич, примирившись с сорокалетней давностью пожарников как фактом, выразил полное одобрение действиям общества, что весьма польстило Быстроходову.

— Кроме того, — заговорил он опять, — добровольное общество занималось культурно-просветительной деятельностью среди прочего городского населения: оно имело культурные виды — синематограф и публичную библиотеку. Ныне сад у нас забрал профсоюз, а синематограф — народное образование…

В это время на площади заиграла музыка, и пожарники явно забеспокоились.

— Наш парад начинается. Дадим начальнику время на раздумье, а сами зайдем, — сказал Быстроходов, и пожарники удалились, не обусловив того, за чем они приходили.

— И без классовой борьбы, дьяволы, в социализм придут! — улыбнулся Прохор Матвеевич, явно чему-то сочувствуя…

Он вышел на балкон, чтобы окинуть взором пожарников, собравшихся на площади на парад. Гремела музыка в четыре трубы, и большой барабан отбивал размерные такты.

— Два раза в сорок лет для этих людей играла музыка. Неспехом, а все же пришли, дьяволы, к этому удовольствию, — произнес Прохор Матвеевич, утешаясь и чужой, и собственной радостью.

Прохор Матвеевич уважал всякое долголетие и обнаружил явную поэтическую несостоятельность рекламы, утверждавшей, что «от старого мира остались только папиросы «Ира».

— Есть еще и пожарники! — подтвердил он.

2. СОКОВСКИЙ МОСТ

Пользуясь установленным днем нормального отдыха, Прохор Матвеевич, сопровождаемый супругой, прогуливаясь, переходил мост, носивший имя его отдаленных предков.

Собственно говоря, лично он не придавал особого значения ни истории города, ни истории места, связанного наименованием с родословностью: потомки его предков оказались весьма обширными, и одно время улица того же наименования приютила жителей — сплошных Соковых.

Впоследствии, когда Талый-Отстегайск видоизменял свой сельский облик на городской, род Соковых рассосался по отдельным окраинам как не усвоивший точного ремесла по части набивного дела.

Тем временем в Талый-Отстегайске происходила упорная расцветка полотна, и только набойщики облегченной поступью входили в классовое начало зарождающейся тогда мелкой буржуазии.

Прохор Матвеевич не знал, откуда появились те набивные мастера, однако ему доподлинно было известно, что процессы производства они переняли у его предков, передав этим процессам личную сноровку. Сноровка обогащала набойщиков, а прочный соковский род уступал им еще непроторенную дорогу, приведшую к неизбежному классовому отчуждению.

— Вот и по заслугам, Клашенька, наказана буржуазия, — доводил он до сведения жены. — Ты подумай только — мастерство переняли у наших родичей, а в сноровке творчества — сплошной гнет!

— Справедливо, Проша, — согласилась Клавдия Гавриловна, — очень даже справедливо: пускай не подставляют к чужому делу своего разума.

Прохор Матвеевич обрадовался незатейливым словам жены, утеплившим произношением и без того покойное его сердце.

— Ноне, Клашенька, тоже до поспешности люди охочи, — продолжал он. — Другой слабым напором силится переступить прочную грань.

Супруги радостно улыбнулись друг другу и, подойдя к перилам моста, устремились взором на сонливые воды тихой Отстегайки, разделявшей город на две равномерные части.

Река плотно улеглась между двух отлогих берегов и будто бы застыла в ледяном онемении. Прохор Матвеевич уважал покой этой мелководной реки, на дне которой, по его мнению, оставался еще несмытый след кильевой ладьи его дальнего предка, рыболовствующего когда-то тут на отмелях.

Но теперь пескарь загублен отваром химических покрасов, произвольно уходящих с фабричных дворов после паровой отработки, и Прохор Матвеевич точно припомнил год поголовного рыбьего мора.

В порядке пятилетней плановости Комбинатом общественного благоустройства предусматривалось специальное фабричное устройство по фильтрации сточных отбросов на предмет отбора химических веществ, и Прохор Матвеевич подумал о том, не произвести ли досрочное оборудование этой фабрики.

— Тогда в Отстегайке пескарь снова возродится, что поспособствует изживанию мясных кризисов, — сообщил он жене.

Клавдия Гавриловна ничего не ответила, так как ее разум не постиг полностью твердых законов экономики.

Чета Соковых сошла с моста и очутилась на противоположном берегу, где местность, параллельно мостовой, пересекалась оврагом, а за оврагом начинался пустырь.

В Талый-Отстегайске, в общем, отсутствовало центральное место: там большинство улиц раскинулась по оврагам, а за оврагами начинались пустыри. Талый-отстегайцы селились по овражьим местам, предпочитая грунтовым возвышенностям сползавшие низины. В низинах легче добывалась питьевая вода, и знойное солнце преждевременно не тревожило редкого праздничного покоя отдыхающих мастеровых. В прошлом на пустырях просушивали тканье, предоставив для него возвышенные грунтовые угодия. Впоследствии, когда солнечная просушка тканья заменилась паровым урегулированием, тогда на пустырях воздвигались фабрики и заводы, отгороженные забором. Тогда пустыри начинались от оврагов и кончались у заборов воздвигнутых сооружений.

Фабрики и заводы располагались на видных местах, мастеровые же предпочли оставаться в низинах, чтобы способствовать прочному фабрично-заводскому обоснованию.

В Талый-Отстегайске отсутствовал центр как благоустроенное место, и путник, прибывший ночью в сердцевину города, встав утром, предполагал, что находится где-либо в отдаленном предместье, берущем свое начало от пустыря.

Ныне благоустройство города поручено учреждению, возглавляемому Прохором Матвеевичем, и он, ведя под руку собственную супругу, благодушествовал при виде булыжной мостовой, воздвигнутой в период первоначальных благовидных шагов его учреждения.

Прохор Матвеевич был призван к полезной деятельности, где копейка сберегала рубль, и накопленный рубль в действительности расходовался им с особой осторожностью.

Получив должность директора Комбината общественного благоустройства, он прибыл туда почти что на порожнее место. Заводские и фабричные трубы служили убежищем для грачей, а площадь дворов покрылась обильной порослью молодого бурьяна.

Инструменты и машины как недвижимый, мертвый инвентарь обрели долголетний покой, уложившись в цехах, где их заливал дождь и съедала ржавь. Прохор Матвеевич самолично промазал ржавые части машин густым слоем олеонафта, дабы предохранить их от дальнейшего разложения, и повесил на воротах многочисленных цехов тяжеловесные замки. Тяжеловесные предприятия начинались пуском после первичных накоплений, получаемых в результате первоочередной работы несложных предприятий, не требующих ни машинных оборудований, ни покупных запасов обильного сырья.

Первым предприятием, добывающим накопление, оказалась бывшая частновладельческая баня, где основой производства являлось торфяное топливо, а сырьевой базой вода.

Получив соответствующий мандат на директорство Комбината общественного благоустройства, Прохор Матвеевич позаранком прибыл в полуразрушенную баню, расположенную на берегу Отстегайки и тоскливо зиявшую в пространстве безглазыми впадинами рам.

Стены бани охранялись из-за любительства Макаром Кузьмичом, банщиком с тридцатипятилетним стажем.

Прибывши на обширный банный двор, Прохор Матвеевич показал Макару Кузьмичу действующий мандат и, бережно сложив его вчетверо, засунул в глубокий нагрудный карман. Макар Кузьмич догадался, что бумага, положенная