— Понимаю. Но только я дал слово.

— Что за слово?

— Я обещан — когда смогу видеть, то найду одну женщину. А теперь я уже вижу, и потому…

— Царь небесный! — воскликнул Венецкий. — Ты видел только полосу!

— Лежи и не пытайся вставать, — велел Граве.

— Но я дал слово!

— Граф, ты видишь, что творится? — спросил доктор. — За ним не досмотришь — так он убежит и ощупью станет на Невском искать свою прелестницу, пока его не повяжут десятские и не сволокут к частному приставу. Послушай, Соломин, ты можешь найти ее, и не покидая постели. Расскажи, кто такова, и Венецкий привезет ее прямо сюда. С его деньгами и дворней это плевое дело. Даже коли приняла постриг — выкрадет из обители. В Париж укатила — из Парижа доставит.

— Да, да, я твой должник и ради тебя не только в Париж — в Гишпанию ехать готов, — подтвердил Венецкий. — Кто такова?

— Я не знаю ни имени, ни роду-племени, и хороша ли собой — тоже не знаю.

Граф и доктор переглянулись.

— Но она хоть молода? — неуверенно спросил граф.

— Голос молодой. Возможно, и не очень хороша собой — сказывала, что у нее кривой нос, зубы, как у бабы-яги, черней арапа, и плешь во всю голову. Книжки философские читает, но бывает добродушна и весела… Из смольнянок. Да это — та особа, которая увезла Машу из монастыря и спрятала в Гатчине!

— Так надобно спросить жену! — с гордостью новоявленного супруга сказал Венецкий. — Она сейчас тут будет! Она все расскажет, что надобно! Я ей велю!

Андрей невольно улыбнулся: граф осваивался в новом качестве — главы семейства, и его забавный восторг был трогателен, как игра дитяти с имуществом батюшки.

— И это все, что ты о ней знаешь? — спросил Граве. — Плешь во всю голову и кривые зубы?

— Она соврала. Я бы почувствовал… А что чернее арапа…

— Чернее арапа? И философские книги читает?.. Еще что? — явно уже догадываясь, о ком речь, спросил Венецкий. — Все говори!

— Письма странные пишет. Она Машу навещала в Екатерингофе, потеряла черновики… Там все просто смехотворно: как она в парке боялась напороться на медведя, как от поста у нее голова ослабла… — старательно вспоминал Андрей.

— Слушай, Соломин, это знаешь кто может быть?! — завопил Венецкий. — Я понял, понял! Черномазая Демушка! Ты должен ее знать! Выпущена из смольнянок три года назад… или четыре? Она с самой государыней в переписке! Государыня и прозвала ее черномазой Демушкой, когда в гости к смольнянкам наезжала. Так-то она, Аннета. А письма она такие пишет, что государыня, читая, смеется. Дивный, сказывали, слог, причудливый и веселый! Государыне не то два, не то три раза в неделю эти письма подают.

— Дивный слог, — повторил Андрей.

Догадка Венецкого с каждым мгновением обретала все более плоти.

— Государыня любит ее, часто к себе зовет и сама ей жениха сыскала! — продолжал граф. — Ох, там целая интрига! Она с государыней рассорилась, когда та ее в первый раз отдать замуж пожелала. Не хочу, говорит, да и только. А потом Лафонша, директриса, вызвала ее к себе и вразумила — что, в самом деле, за блажь царице перечить? Царица-то одного добра желает! Тогда Демушка написала покаянное письмо — и поклялась, что коли государыня вдругорядь о ней что-то решит, то она противиться не станет и всецело в вопросе супружества на волю государыни отдается!

— «Слово дадено»… — произнес Андрей. — Она. И что, точно ли так уж черна?

— Не арапка, нет, но больно смугла. И из-за того придворные кавалеры над ней потешались. А в Гишпании такой цвет кожи, сказывали, обычное дело.

— Я начинаю припоминать… Аннета Дементьева? — тут Андрей вспомнил, что в первую их встречу незнакомка представилась Александром Дементьевым.

— Она самая! Но скоро станет госпожой Левшиной. Ее государыня за полковника Левшина сговорила и приказала в придворной церкви повенчать, сама обещалась из своих покоев к венцу снарядить…

— Когда?

— Когда? Позволь… я у матушки пригласительный билет видал, что ж там было? Но матушка не пойдет — ее опять спасение души озаботило.

— А нельзя ли послать к ней человека? — спросил Граве. — Я чай, в доме хоть кто-то рассудок сохранил, может вынести пригласительный билет?

— Гаврюшка-лакей разве что… Он малый дельный. И грамоте обучен. Доктор, где у тебя бумага и перья? Сейчас напишу ему.

— Незачем, — вдруг ответил Андрей.

Венецкий и Граве переглянулись.

— Ты дал слово ее найти, ну так и не перечь! — прикрикнул на друга Граве.

Андрей насупился. Теперь многое в речах незнакомки стало ясным. Но, когда она связана словом, и не простым, а данным самой государыне, что тут предпримешь? Да и нужно ли?

Пока писали и отправляли записку, приехала Маша.

— Ну как? — кинулся к ней Венецкий.

— Все потом, все потом расскажу! Андрей Ильич, ты мне не рад?

— Рад, — буркнул Андрей. Ощущение страшной утраты было все сильнее, все острее. Казалось бы, все потерял — ан нет, еще и это… еще и Аннета Дементьева… черномазая Демушка… И ведь знал же, что больше не увидятся! Знал! Но в горячке погони не придал значения. И вот как оно обернулось…

— А теперь говори, жена, что у тебя за дружба с Аннетой Дементьевой, — приказал Венецкий. — И можешь ли ты сделать так, чтобы Соломин с ней увиделся?

— Сейчас, пожалуй, не смогу… Кабы в Екатерингофе! Там она у опекуна своего, у дядюшки живала, потому и ко мне приходила.

— А я не знал! — воскликнул Венецкий.

— А на что тебе? — удивилась Маша.

— Должен же муж знать, с кем проводит время жена!

— Уж не хочешь ли ты сказать, что Аннета Дементьева, для которой двери личных покоев государыни всегда открыты, для меня недостойная компания? С кем же мне, Петруша, по-твоему, водиться? Да кабы не Аннета!.. — тут Маша поняла, что может сболтнуть лишнее, и замолчала.

— Кабы не она, ты не оказалась бы в Гатчине, — сказал Андрей. — Но ты, сдается, другое имела в виду.

— Кабы не она — что бы стряслось?

— Машенька, это очень важно. Что сделала для тебя сия особа? — спросил Андрей.

— Я в точности не знаю. После того, как ты велел сжечь дачу Куликова, а самого его спрятал у нас, я от беспокойства места себе не находила. Я страх как за тебя боялась, Андрей Ильич, — призналась Маша. — И я, зная, что государыня любит Аннету, стала ее искать, и с ней наконец встретилась, и все рассказала — и что приспешников Куликова застрелили, и что дом подожгли, и для чего ты все это велел сделать. И что иного пути покончить с вымогателями ты не видел.

— Его и не было, — вставил Венецкий.

— И она сказала — пойду к государыне, все ей про вымогателей расскажу и не встану с колен, пока не умолю ее пощадить капитана Соломина. Ведь ее величеству достаточно записочку черкнуть обер-полицмейстеру или…