Потом они долго лежали рядом, убаюканные мерным шумом дождя. Дождь за окном был величайшим благом, ибо отделял их стеной от остального мира. Вивальдо казалось, что он, угодив во временную дыру, вернулся вновь в состояние невинности, он чувствовал ясность и чистоту в душе, а еще пустоту, которая должна была заполниться. Он гладил поросший жесткими волосами затылок Эрика, умиляясь и удивляясь своей нежности к нему. Волосы на его груди шевелились от дыхания Эрика, иногда тот прикасался к груди губами. От блаженного ощущения тепла и уюта Вивальдо почувствовал сонливость. Он стал понемногу впадать в забытье, вспышки света замелькали в сознании. Но пребывая в этой неге и испытывая благодарность к Эрику, он хотел знать, о чем тот думает. Вивальдо почти уже открыл глаза, желая взглянуть на друга, но подобное усилие далось бы ему сейчас с превеликим трудом и к тому же могло разрушить мир в душе. Не открывая глаз, он нежно поглаживал шею и спину Эрика, надеясь, что пальцы донесут до того переживаемую им радость. Ему было немного смешно: после той чуши, какую я нес вчера вечером… что делал он в этой постели, в объятиях мужчины? Мужчины, который вдруг стал для него самым дорогим человеком на свете. Вивальдо теперь чувствовал себя раскрепощенным и надежно защищенным, потому что знал – куда бы его ни занесла судьба, что бы ни случилось с ним в жизни, в мире есть человек, который любит его и будет любить всегда, пусть даже они никогда (а может, особенно поэтому) не лягут больше в одну постель. Он вновь обрел рухнувшую было надежду. Он любил Эрика, и уже это было важным открытием. Но самым странным, что неожиданно дарило свободу и непривычное чувство стабильности, было то, что и Эрик любил его.

– Эрик?..

Оба разом открыли глаза. На дне темно-голубых, ясных и честных глаз Эрика затаился страх. Вивальдо сказал:

– Мне было очень хорошо, Эрик. – Он следил за выражением его лица. – А тебе?

– Тоже, – сказал Эрик, покраснев. Они говорили шепотом. – Я даже не предполагал, что мне это было так необходимо.

– Но повторения может не быть.

– Знаю. – Воцарилось молчание. И потом: – А ты хотел бы, чтобы повторилось?

Вивальдо не отвечал, его обуял самый настоящий страх.

– Не знаю даже, что тебе сказать, – ответил он. – И да, и нет. Но как бы все ни сложилось, я люблю тебя, Эрик, и всегда буду любить. Надеюсь, ты мне веришь. – Он с удивлением заметил, что голос его задрожал. – А ты любишь меня? Скажи, любишь?

– Ты сам знаешь, – ответил Эрик. Он смотрел на усталое бледное лицо Вивальдо, а потом потянулся, чтобы погладить щетинку, вылезшую чуть ниже скулы. – Я очень люблю тебя, все для тебя сделаю. Ты ведь это знаешь, разве не так? И, наверное, давно уже знаешь. Потому что я люблю тебя целую вечность.

– Правда? Я не понимал, что знаю это.

– Я и сам не понимал, – улыбнулся Эрик. – Какой странный день… Начинается с таких откровений.

– С откровений начинаются и все божественные книги, – сказал Вивальдо и закрыл глаза. Зазвонил телефон. – О, черт!

– Опять откровения, – заулыбался Эрик. Он перегнулся через Вивальдо и взял сигарету.

– Еще так рано, дружище… Может, поспим еще?

А телефон все звонил и звонил.

– Час дня, между прочим, – сказал Эрик. Он с сомнением перевел глаза с Вивальдо на телефон. – Возможно, это Кэсс. Она перезвонит.

– Или Ида. Та уж точно не перезвонит.

Эрик взял трубку.

– Алло.

До Вивальдо смутно донесся голос Кэсс.

– Доброе утро, детка, как ты? – выкрикнул Эрик. Потом он надолго замолк. Что-то в этом молчании заставило Вивальдо выйти из затягивавшего его сна и сесть в постели. Он следил за лицом Эрика, потом закурил и продолжал ждать.

– Ох, – проговорил Эрик и прибавил: – Боже милостивый! Бедняжка Кэсс. – В трубке снова зазвучал женский голос, а лицо Эрика становилось все более встревоженным.

– Да. Но теперь это случилось. И ничего тут не поделать. Это свалилось на нас. – Бросив беглый взгляд на Вивальдо, он посмотрел на часы. – Да, конечно. Где? – Потом перевел взгляд на окно. – Да нет, непохоже, что скоро пройдет. – И прибавил: – Пожалуйста, Кэсс, не надо, пожалуйста. – Лицо его вновь изменило выражение, было видно, что он потрясен. Покосившись на Вивальдо, он быстро произнес: – Здесь Вивальдо. Мы никуда не пошли, остались сидеть дома. – Губы его скривились в горькой усмешке. – Но сейчас льет как из ведра. – Вдруг он рассмеялся. – Я тоже употребляю клише, без них никто не обходится… Что? – Он прислушался, потом мягко произнес: – Но, Кэсс, у меня вскоре начнутся репетиции, а потом мне, возможно, придется съездить на побережье и, кроме того… – Он взглянул на Вивальдо, недовольно и беспомощно наморщив лоб. – Да, я все понимаю, Кэсс. Да. В четыре. О’кей. Держись, крошка, не падай духом.

Эрик повесил трубку. Минуту он сидел молча, не отрывая глаз от окна, за которым лил дождь, затем перевел взгляд на Вивальдо. Губы его тронула легкая усмешка, печальная и горделивая. Снова посмотрел на часы, взял сигарету и лег на спину, заложив руки за голову.

– Догадайся, что случилось. Мы здорово влипли. Вчера, когда Кэсс поздно вечером вернулась домой, у них с Ричардом состоялся крупный разговор… о нас. Теперь Ричард все знает.

Вивальдо даже присвистнул, а глаза его округлились.

– Недаром мне не хотелось, чтобы ты подходил к телефону. Ну и история. Что же Ричард, несется сюда с ружьем в руках? И как он все узнал?

У Эрика был странно виноватый вид.

– Кэсс не очень последовательна, я толком ничего не понял. Но главное – ему все известно, а как он узнал – дело десятое. – Эрик сел в постели. – Ричард давно подозревал… но только тебя…

– Меня? Да он рехнулся.

– Как сказать! Кэсс часто встречается с тобой, во всяком случае, он так думает.

– А что поделывает Ида, пока мы трахаемся с Кэсс? Держит свечку? Он так думает?

По лицу Эрика пробежала недовольная гримаса, но он все же рассмеялся.

– Откуда мне знать, что он думает? Во всяком случае, по словам Кэсс, ты все равно в немилости, потому что… – тут Эрик запнулся и опустил глаза, – потому что знал о нашем романе и не открыл ему глаза, хотя считаешься его другом. – Эрик с интересом посмотрел на Вивальдо. – А как ты думаешь сам, нужно было тебе открывать ему глаза?

Вивальдо, отложил сигарету.

– Какая дикая мысль!.. Я не бойскаут и ни за кем не слежу. И если уж говорить начистоту, ты и Кэсс мне больше друзья, чем Ричард.

– Ну, он-то об этом не знает; ты с ним дольше знаком, чем со мной – меня Ричард никогда особенно не жаловал, – и он, естественно, ждет от тебя верности.

Вивальдо вздохнул.

– Ричард много чего не знает,