– Вам здесь рады, – говорит она, словно это ее дом. – Похороны завтра утром. Я войду первой, за мной вы и Мария, а ее дочь Катерина, моя мачеха, за вами.

– Конечно, – отвечаю я. – Я всего лишь хочу попрощаться с подругой. Иерархия меня не волнует. Покойная была моей любимой подругой.

– Здесь графиня Вустерская и графиня Сарри, – продолжает Фрэнсис.

Я киваю. Фрэнсис Говард, графиня Сарри, сторонник Тюдоров и по рождению, и по браку. Елизавета Сомерсет, графиня Вустерская, – придворная дама Болейнов, она неотлучно состоит при Анне Болейн. Думаю, их прислали, чтобы они отчитались потом своей хозяйке; она будет недовольна, что люди на улицах благословляли королеву, когда ее гроб везли в аббатство шесть черных лошадей, а ее домашние и половина страны шли, обнажив головы, следом.

День выдается чудесный. Дует восточный ветер, пронизывающий и холодный, но небо сияет твердым зимним светом, пока мы идем к церкви аббатства, а внутри, словно тусклое золото, мерцают сотни свечей. Похороны простые, недостаточно пышные для великой королевы, победительницы при Флоддене, недостаточно, чтобы почтить инфанту Испании, которая приехала в Англию, исполненная стольких надежд. Но в церкви аббатства есть негромкая красота; четыре епископа встречают гроб, накрытый черным бархатом с каймой из золотой парчи. Перед гробом идут два герольда, два следуют за ним с ее гербами: ее собственным гербом, гербом испанской короны, королевским гербом Англии и ее личным символом – соединенными королевскими гербами. Ее девиз, «Кротость и Верность», золотыми буквами начертан рядом с помостом для гроба, и когда допевают реквием и последние чистые ноты медленно затихают в полном ладанного дыма воздухе, гроб опускают в нишу перед алтарем и я понимаю, что моей подруги больше нет.

Я прижимаю к губам кулак, чтобы подавить глухое рыдание, рвущееся у меня из груди. Я никогда не думала, что буду ее хоронить. Она вошла в мой дом, когда я была госпожой Ладлоу, а она – девочкой, на двенадцать лет меня моложе. Я и представить не могла, что увижу, как ее погребают, тихо и мирно, в аббатстве, от которого так далеко до города, гордившегося тем, что был ее столицей и домом.

И не о таких похоронах она просила в завещании. Но я верю, что, несмотря на то, что она желала покоиться в церкви Меньших Братьев, чтобы их благочестивое братство служило по ней заупокойные мессы, я верю, что для нее найдется место на небесах, даже без их молитв. Король отказал ей в титуле и закрыл церковь Меньших Братьев, но даже если сегодня они бродяжничают на пустых дорогах, они все равно будут за нее молиться; и все те, кто любил ее, будут вспоминать ее только как Катерину, королеву Англии.

Мы поздно обедаем и за обедом держимся тихо. Мария, Фрэнсис и я говорим о ее матери, о прежних днях, когда королева Катерина правила при дворе, а вдовствующая королева Мария вернулась домой из Франции, такая хорошенькая, решительная и непослушная.

– Не может же быть, что тогда все время было лето, правда? – мечтательно спрашивает Мария. – Кажется, я помню те годы как сплошное лето, неужели каждый день светило солнце?

Фрэнсис поднимает голову и говорит:

– Кто-то приехал.

Я тоже слышу цокот копыт, небольшая кавалькада, а потом открывается дверь, и на пороге появляется мажордом Фрэнсис и извиняющимся тоном говорит:

– Придворный гонец.

– Впустите его, – велит Фрэнсис.

Я смотрю на Марию, гадая, есть ли у нее разрешение быть здесь и не послал ли король кого-то арестовать ее. Сама я боюсь того же. Задумываюсь, что нашли против меня, против моих мальчиков, простив кого-то из нашей семьи. Гадаю, не узнал ли Томас Кромвель, который платит стольким доносчикам, которому так много известно, о шкипере в Грейзе, которого можно нанять, и о том, что несколько ночей назад к нему приходили и спрашивали, не отвезет ли он даму во Францию.

– Вы знаете, кто это? – очень тихо спрашиваю я у Фрэнсис. – Вы ждали послания?

– Нет, не знаю.

В комнату входит мужчина, отряхивающий снег с плаща и капюшона, откидывает капюшон и кланяется нам. Я узнаю ливрею маркиза Дорсета, Генри Грея, мужа Фрэнсис.

– Ваша Светлость, леди Грей, леди Солсбери, леди Сарри, леди Сомерсет, леди Вустер, – он кланяется каждой из нас. – У меня печальные вести из Гринвича. Я сожалею, что так задержался с их доставкой. На дороге у нас случилось несчастье, и пришлось отвозить человека обратно в Энфилд.

Он обращается к Фрэнсис.

– Ваш господин и супруг приказал мне отвезти вас ко двору. Ваш дядя король серьезно ранен. Когда я пять дней назад выезжал, он был без сознания.

Фрэнсис встает, словно для того, чтобы встретить эту страшную весть. Я вижу, как она прислоняется к столу, будто хочет сохранить равновесие.

– Без сознания? – повторяю я.

Гонец кивает.

– Король получил ужасный удар и упал с коня. Конь споткнулся и повалился на него сверху. Он мчался по турнирной дорожке, и удар выбил его из седла, падение было страшным, еще и конь его придавил, а они оба были в полном доспехе, такая тяжесть… – он прерывается и качает головой. – Когда мы подняли коня, освободив Его Светлость, он не шевелился и не говорил, как мертвый. Мы даже не поняли, дышит ли он, пока не перенесли его во дворец и не послали за врачом. Господин тут же послал меня за Ее Милостью.

Он ударяет кулаком в ладонь.

– И мы застряли из-за сугробов.

Я смотрю на Фрэнсис; она дрожит, ее лицо заливается краской.

– Страшное несчастье, – задохнувшись, произносит она.

Гонец кивает.

– Нам нужно выехать на рассвете, – он смотрит на нас. – Состояние короля должно сохранять в тайне.

– Он устроил турнир после смерти королевы, когда ее еще даже не упокоили? – холодно роняет Мария.

Гонец склоняет голову, точно не хочет высказываться по поводу того, что король и женщина, зовущая себя королевой, праздновали смерть ее соперницы. Но я за этим не слежу, я смотрю на Фрэнсис. Всю жизнь она была очень честолюбива, алкала положения при дворе. Теперь я почти вижу, что она думает, пока ее темные глаза, не видя ничего, обращаются то на стол, то на гонца. Если король умрет из-за падения, останется маленькая девочка, которую никто не считает законной, и младенец в животе женщины, шансы которой стать всеми принятой королевой умрут вместе с королем, а еще мальчик-бастард, признанный и почитаемый, и принцесса, которую держат под домашним арестом. Кто осмелится предсказать, кому из претендентов достанется трон?

Партия Болейнов, включая сидящую здесь Елизавету Сомерсет, поддержит женщину, которая зовет себя королевой и ее дочь Елизавету, но Говарды, и с ними Фрэнсис, графиня Сарри, отколются от младшей ветви и встанут за наследника мужского пола, пусть он всего лишь бастард Бесси Блаунт, потому что он женат на одной из них. Мария и вся моя семья, и мои родственники, вся старая английская аристократия готовы положить жизнь на то, чтобы на троне оказалась принцесса Мария. Здесь, за обеденным столом на похоронах королевы, собрались партии, которые пойдут друг на друга войной, если король сегодня умрет. И я, видевшая воюющую страну, очень хорошо знаю, что во времена сражений явятся другие наследники. Мой кузен Генри Куртене, кузен короля? Мой сын Монтегю, кузен короля? Мой сын Реджинальд, если он женится на принцессе и с ним будет благословение Святого Престола и испанская армия? Или даже сама Фрэнсис, которая, конечно же, думает об этом сейчас, стоя с широко распахнутыми глазами, оцепенев от честолюбия, ведь она – дочь вдовствующей королевы Франции и племянница короля?