Ночь наваливалась на Куравлева, как смерть…

А потом он вновь оживал утром, и все опять ползло по кругу…

* * *

Зам главы администрации несколько раз вспоминал про указ. Но всякий раз отодвигал его в сторону: не было времени на такую мелочевку.

«Ничего, подождут», — думал чиновник про кандидатов на помилование.

* * *

Геннадий в своем воображении представлял Спасскую башню Кремля, в которой сидел президент страны. Почему-то ему казалось именно так. В кабинет к президенту заходил директор ФСБ. И рассказывал про него, Куравлева. Мол, допущена явная несправедливость. А ведь очень хороший был офицер. Президент внимательно слушал и кивал головой. По-доброму кивал. А взгляд при этом оставался серьезным…

— Его надо немедленно освободить! — говорил президент в мечтах Куравлева. — Сделайте это прямо сейчас!

У чиновника накопилось несколько дел, по которым требовалась встреча с президентом. Поэтому он подошел к другому заместителю главы администрации, который отвечал за график президента, и попросил поискать окошко.

Тот предложил через две недели. Но это не устраивало первого чиновника. Он входил в ближний круг президента. Так что вообще-то мог позвонить прямо президенту, и тот назначил бы время. Но тогда бы обиделся чиновник, отвечающий за доступ к телу. Он всегда болезненно реагировал, когда ломали выпестованный им график.

Поскольку оба влиятельных человека не хотели обижать друг друга, то вместе стали искать выход.

Через три дня чиновник сидел в кабинете у президента. Проект указа о помиловании он отложил напоследок. У них с президентом уже была договоренность по этому поводу. Поэтому глава страны не удивился, когда речь зашла о помиловании бывших сотрудников госбезопасности. Тем более что надвигался День чекиста.

Президент бегло просмотрел документ. Его взгляд зацепился за дело Куравлева. Все-таки там было убийство детей… Но рядом лежала справка, подготовленная в ФСБ. Она сообщала:

«Куравлев был вовлечен в секретную операцию «Хлебопоставка». По оперативной информации, пошел на убийство под давлением чеченских боевиков, угрожавших его семье. Вина Куравлева в том, что, испугавшись, он не обратился непосредственно к должностным лицам, отвечавшим за проведение операции. Они бы смогли организовать необходимую защиту. Но испуг помешал Куравлеву реально оценить ситуацию. Тем не менее этот факт, который мог стать смягчающим обстоятельством, не был исследован в суде. Так как подробности операции еще не подлежали разглашению…»

Это было, мягко говоря, натяжкой. Но авторы справки «Опарин и К°» не боялись разоблачения. Куравлев же участвовал в наружном наблюдении за чеченскими бандитами в Оренбурге? Да! Вот вам и вовлечение в операцию «Хлебопоставка». А угрожали или нет, так оперативные данные — тонкая субстанция. Могут подтвердиться, а могут — и нет.

— За него лично ходатайствует… — Чиновник назвал фамилию зама директора ФСБ.

Мысль, что за Куравлева просит такой человек из конторы, ненавязчиво вложил в голову высокого чиновника Мазуров. Конечно, для знатных чиновников из администрации президента (а тем более для самого президента) какой-то там генерал ФСБ — это вообще не уровень. Но как лишний плюсик Куравлеву — вполне сойдет.

Большой ложью это не было, а скорее — испорченным телефоном.

— Оставь. Я посмотрю, — сказал президент чиновнику.

Через три дня заму главы администрации принесли из канцелярии подписанный указ главы государства о помиловании.

Президент не вычеркнул ни одной из оставшихся восемнадцати фамилии.

* * *

Куравлева перевели в колонию общего режима. Это был первый случай в России, когда человеку ослабили режим после нескольких лет содержания в жестких условиях пожизненного заключения. Было опасение, что у Геннадия, образно выражаясь, сорвет крышу.

Поначалу ему пришлось трудно. Он буквально учился ходить заново. Куравлев выходил из барака и замирал. Он все ждал, что подлетят сзади дюжие охранники, загнут его в позу низко летящей ласточки и поволокут. Потому что только так и можно передвигаться…

Через два года Геннадия условно-досрочно освободили. Он вернулся домой, но ему пришлось учиться жить заново. Банальные вещи — сходить в магазин, перейти дорогу, сесть на автобус — были для него невероятно сложны. Куравлев ходил по городу, как чумовой.

Запруженные автомобилями улицы казались ему чем-то диковинным. Он шарахался от людей, особенно — от людей в форме, и очень боялся, что через минуту прозвенит звонок и он проснется в серой утробе Черного Дельфина.

* * *

Вот, собственно, и все. Конец.

На этом автор ставит точку. Лично для него история закончилась. Но остались некоторые детали, которым как-то не нашлось места в основной ткани повествования.

Что-то подобное случалось с автором в военном училище, когда он разбирал и собирал крупнокалиберный пулемет. (Если специалистам интересно — КПВТ, крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый.) Каждый раз после сборки оставались какие-то железячки. Самое удивительное, что пулемет стрелял и без них! Это еще тогда натолкнуло автора на мысль, что наша жизнь, наши книги и наши пулеметы набиты совершенно необязательными вещами!

Но детальки-то остались, и их надо куда-то девать. Поэтому заключительное слово предоставляется Андрею Ветрову.

Из книги Андрея Ветрова «Хроники Черного Дельфина»

Книга основана на реальных событиях. Но автор считает своим долгом напомнить, что имеет полное право на вымысел. Иначе не стоило и огород городить. Поэтому огромная просьба ко всем, кто так или иначе причастен к этой истории, себя не узнавать. Все равно не похожи. Чай, не документальный роман, а вещь художественная.

Наверное, читателю будет небезынтересно узнать, что после освобождения Куравлева начался его взлет как художника. Он с женой и детьми переехал в Калининград (как они и мечтали когда-то).

Картина «Портрет Матери», висевшая в офисе международной организации, привлекла внимание специалистов. Да и маститый академик, порекомендовавший взять именно эту картину в Торонто, тоже не забыл про Куравлева. В общем, детская мечта в итоге исполнилась.

Тут, конечно, можно порассуждать. Мол, с детства Геннадию был предначертан его путь. Или маленький Гена сам неосторожно подал заявку в небесную канцелярию, мечтая о поприще художника. Не суть важно. Главное, что во взрослой жизни Куравлев свернул с предназначенного пути. Но заявка-то уже оформлена! Механизм был запущен. И жизнь прогнула его, чтобы вернуть в свою колею…

Так-то вот. Конечно, в это можно не поверить. Дело, как говорится, хозяйское! Но, пожалуй, стоит взять на заметку, что с мечтами надо быть осторожней! Иногда они сбываются!

В реальной жизни неизвестно, убивал Куравлев или нет. Вина не доказана. Для юриста это — главное. Но законы жанра суровы: вынь да положь счастливый финал. Вдобавок такой, чтобы всем все стало ясно.