Услышав столь радикальные мысли, Джон поднял голову, но Джейн, не дрогнув, встретила его взгляд.

— Я говорю только то, что всем известно, — решительно продолжила она. — Нет хороших придворных. Нет среди них ни одного, кого мой Джон с радостью назвал бы господином.

— У меня имеется немного земли, — медленно произнес Традескант. — Немного леса в Хэтфилде и несколько полей в Нью-Холле. Возможно, мы могли бы построить дом вблизи Нью-Холла и моих полей и начать свое дело…

Элизабет покачала головой.

— И какое дело, Джон? Нужно придумать что-то такое, на что можно жить сразу же.

Наступила короткая пауза.

— Я знаю одного человека, он продает дом на южном берегу реки, — сообщил Иосия. — Там уже разбит сад и посажены фруктовые деревья. Вокруг поля, которые тоже можно купить или арендовать. Там была маленькая ферма, но фермер умер, и его наследники выставили дом и участок на торги. Вы можете выращивать редкие растения и продавать как садовник и владелец питомника.

— Но на это нужны средства, — возразил Традескант.

Мешочек с бриллиантами оттягивал ему шею.

Элизабет бросила на сына быстрый взгляд тайного сообщника, поднялась со стула у окна и села напротив мужа. Ее лицо было бледным и твердым.

— Во дворе под окнами стоит повозка с товаром, — начала она. — Еще один корабль причалил сегодня утром с растениями и редкостями для его светлости. Если мы продадим все это, мы купим дом и землю. Редкие растения и семена ты вырастишь и продашь садовникам. Ты всегда жаловался, как трудно достать хороший посадочный материал для садов. Вспомни, как ты путешествовал по всей стране и искал деревья. Теперь ты сможешь выращивать их и продавать.

В маленькой комнате воцарилось напряженное молчание. Джон понял, что Херты и его семья совместно выработали план и сейчас представляют его на одобрение. Он перевел взгляд с решительного лица Элизабет на смущенное лицо сына.

— То есть, по-твоему, мы должны присвоить вещи моего господина? — уточнил Джон.

Элизабет глубоко вздохнула и кивнула.

— Я должен украсть у него?

Она снова кивнула.

— Не могу поверить, что ты в самом деле этого хочешь, — возмутился Традескант. — Милорд умер и похоронен месяц тому назад, а я обворую его, как бесчестный паж?

— Есть еще тюльпаны, — вдруг вмешался Джей; его лицо было алым от стеснения, но он смотрел на отца как равный. — А чего ты ждал от меня? Тюльпаны в горшках были готовы для пересадки, а дворец погрузился в хаос, народ разбегался во все стороны, волоча по земле ковры и постельное белье. Я не представлял, как быть с тюльпанами. Никто бы не стал ими заниматься. Никто не знал, что с ними делать. Никто не объяснил мне, что нужно делать.

— И что же ты сделал? — поинтересовался Традескант.

— Забрал их с собой. И больше чем у половины появились детки. У нас сейчас луковиц почти на пару тысяч фунтов.

— Цены все еще держатся?

Деловая хватка Джона мгновенно вспыхнула и пробилась сквозь его горе.

— Да, — ответил Джей. — И растут. У нас единственных в Англии есть тюльпан «Лак».

— Сколько тебе должны? — вдруг обратилась Элизабет к мужу. — Сколько тебе задолжали за работу? Он заплатил тебе за прошлую экспедицию на Ре? Он дал аванс за этот поход? Он оплатил тебе поездку в Портсмут? А твое проживание в Портсмуте? А поездку домой? Он ничего не платил, поэтому и герцогиня ничего не заплатит. Она прячется, и сам король скрывает, где она. Вроде бы она боится убийц, но всем известно, что еще больше она боится кредиторов. Сколько тебе должны, Джон?

— Мне перестали платить с середины лета, — вмешался Джей. — Мне сказали, что нет наличных, и дали вексель. Да и на Михайлов день ничего не заплатят. Значит, мне должны уже двадцать пять фунтов. А пока тебя не было, мне пришлось купить кое-какие деревья и саженцы, и эти расходы мне тоже не возместили.

Машинально Джон поднес руку к горлу, туда, где мешочек с бриллиантами тепло прижался к его коже. Он повернулся к хозяину дома.

— Но ты-то не можешь с этим согласиться. Это воровство.

— Я перестал понимать, что хорошо, а что плохо в этой стране. — Иосия пожал плечами. — Король отбирает деньги у людей вопреки закону и традициям. Парламент заявляет, что у короля нет на это права, так он распускает парламент и продолжает налагать штрафы. Если сам король ворует деньги у честных людей, тогда что нам остается делать? Твой хозяин годами воровал у тебя твою работу. А теперь он мертв, и тебе никто не собирается платить. Они даже не признают, что должны тебе.

— Все равно воровство — грех, — стоял на своем Джон.

— Бывают такие моменты, когда только совесть может подсказать, что делать, — заметил Иосия. — Если ты считаешь, что герцог обращался с тобой по справедливости, то доставь груз в его поместье, добавь к оставшимся богатствам. И пусть король заберет вещи герцога, чтобы платить за маскарады и прочую суету, а ты ведь и сам знаешь, что так и будет. Но если герцог не расплатился с тобой за твою работу, не заплатил Джею, если ты думаешь, что наступают времена, когда правильно купить себе маленький домик и стать самому себе господином, тогда, как мне кажется, было бы справедливо взять то, что тебе причитается, и оставить службу. Ты должен взять только то, на что имеешь право. Хороший слуга стоит своих денег.

— Если ты вернешь тюльпаны в Нью-Холл, они погибнут от недосмотра, — тихо произнес Джей. — Там никого не осталось для ухода за ними, и получится, что мы убьем единственные в Англии тюльпаны «Лак».

Мысль о том, что впустую могут пропасть тюльпаны, была для Джона невыносимой. Он потряс головой, как бык после долгой травли, когда он уже абсолютно измучен и ждет, что собаки наконец набросятся на него и положат всему конец.

— Я слишком устал для размышлений, — заявил он, поднимаясь на ноги, но взгляд жены удержал его.

— Герцог причинил тебе боль, — промолвила Элизабет. — Во время похода на Ре. Он сделал с тобой что-то и разбил тебе сердце.

Традескант жестом попытался остановить ее, но она продолжала:

— Ты вернулся с болью в сердце, а потом он позвал тебя снова и собирался отправить на гибель.

— Это правда, — бросил Джон небрежно, будто дело было пустяковое.

— Тогда пусть он заплатит, — отчеканила она. — Пусть он заплатит за то горе и ужас, которые нам причинил. И я буду думать, что мы в расчете. И буду поминать его в молитвах.

Джон положил руку на мешочек с бриллиантами на шее.

— Он был моим господином, — напомнил он, и все услышали глубокую печаль в его голосе. — Я был его слугой.

— Пусть почиет с миром, — сказала Элизабет. — Он мертв. Никаких обид больше нет. Пусть заплатит долги и позволит нам начать новую жизнь.

— Ты будешь за него молиться? Искренне, из самого сердца?