Заявляя это, Нессельроде вряд ли мог бы внятно ответить на вопрос — а какими официальными актами подтверждается признание «всеми державами» русских прав на Алеуты и чем наши «всеми признанные» права на Алеуты отличаются от якобы спорных наших прав на Аляску, на Кадьяк?

И почему, начав — ни с того ни с сего — оспаривать российские права на Аляску, янки помалкивают насчёт более южного Ново-Архангельска и всего архипелага Александра? Не потому ли (а это было именно так!), что Ново-Архангельск являлся тогда единственным цивилизованным центром в огромной тихоокеанской северной зоне, и только там янки могли получить помощь в случае нужды или беды?

Протокол конференции высокомерно отмёл все тревоги и сомнения РАК, однако единодушия среди членов её комитета протокол зафиксировать не смог. Напротив, пришлось зафиксировать обратное…

В составе комитета было пять человек. Вряд ли стоит сомневаться, что Нессельроде и Полетика, опоясавшись кожаными фартуками, «играли» на стороне янки…

Михаил Сперанский своих «фартучных» склонностей никогда особо и не скрывал, что лишний раз подтвердил, безоговорочно став на сторону двух якобы российских дипломатов…

Егор же Францевич Канкрин приложил к протоколу такое своё особое мнение, которое было равнозначно, по сути, отказу от подписи, прямо отказаться от которой он мог разве что ценой отставки от недавно полученного им поста.

Канкрин записал:

«Что касается вопроса торгового, то министр финансов не находит возможным отказаться от мнения, что для Американской компании было бы куда выгоднее сохранить непрочное положение, определяемое её правами на 1821 г., нежели регулировать деятельность жителей Соединённых Штатов… Однако, учитывая, что министерство иностранных дел придаёт большое значение вопросу территориальному, а отказ ратифицировать уже подписанный договор поставил бы нас в невыгодное положение, министр финансов…считает нужным приложить записку с изложением своего мнения.

Генерал Канкрин».

Иными словами, Канкрин, с одной стороны, вред Конвенции признал, но с другой — уклончиво развёл руками: мол, по моей части — бред и вред, а как там по части внешнеполитической, пусть господа дипломаты разбираются сами, им, мол, и географические карты в руки. Хотя как раз с территориальными вопросами всё было яснее ясного — даже к моменту продажи Русской Америки в 1867 году янки до сопродельных с ней территорий так и не добрались.

Пятидесятитрёхлетний действительный статский советник Яков Александрович Дружинин (с 1825 года ставший членом совета РАК) в выражении своего подлинного мнения был стеснён, естественно, ещё более, чем его шеф Канкрин, но и Дружинин, хотя и подписал протокол без особого мнения, счёл необходимым письменно напомнить о просьбе РАК конкретизировать географические объекты, исключаемые из сферы действия Конвенции от 5 апреля…

В результате в протоколе была зафиксирована необходимость разъяснить янки, что право торговли с туземцами и отлова рыбы и морского зверя в прибрежных водах Русской Америки, предоставленное им Конвенцией 5(17) апреля 1824 года, распространяется только на область, расположенную между 59°30, с.ш. (залив Якутат) и 54°40, с.ш. (южная граница разграничения). Если это было бы так, то из зоны соглашения исключались Алеуты, Аляска, острова Прибылова и ещё кое-что — тоже существенное… Увы, дальнейшая история с «конкретизацией» окончательно показала и доказала как лицемерие янки, так и фактическое предательство петербургских дипломатов.

Требование о точном указании географической зоны вынуждены были записать в протоколе от 21 июля 1824 года постольку, поскольку Конференция не могла просто так отмахнуться от мнения министерства финансов (Канкрин тоже настаивал на конкретизации). Поэтому 16 августа 1824 года даже Нессельроде был вынужден в соответствии с протоколом 21 июля направить депешу в Вашингтон Тейлю-фан-Сероскеркену. В этой депеше российскому посланнику предписывалось заявить правительству США при обмене ратификционными грамотами, что:

— императорское правительство не считает, что на побережье Сибири и Алеуты распространяется десятилетнее разрешение рыбной ловли, охоты и торговли;

— начиная с 59°30, с.ш. на северо-западном побережье Америки, Россия не позволит иностранным кораблям ни подходить к берегу ближе чем на две морские мили, ни заниматься охотой, рыболовством или торговлей с туземцами.

Такое уточнение было корректным, но этого надо было добиваться раньше — до подписания Конвенции. Тем более что такой поворот дела никак не устраивал США, которым надо было залезть к русским в карман до самого дна!

Причём при всей сложности и длительности коммуникаций того времени можно предполагать взаимный сговор клики Нессельроде и клики Адамса. Ну, действительно, в протоколе от 21 июля 1824 года оговаривалось, что Тейль «должен упомянуть о сём последнем предложении (относительно «географии» Конвенции. — С.К.) не прежде как тогда, когда будет уверен, что оное примется за благо и что сим предложением не воспрепятствует он правительству Соединённых Штатов утвердить условие 5(17) апреля». Но, во-первых, с чего вдруг Нессельроде полагал, что янки обрадуются нашему разъяснению? Во-вторых, Нессельроде предписывал дать это разъяснение не предварительно, а в момент обмена ратификационными грамотами. По сути, глава российского МИДа предлагал Тейлю махать кулаками после драки…

Своей инструкцией Тейлю Нессельроде формально спасал своё лицо перед царём, но ничего не добивался по существу и добиться не мог. Более того — то, как развернулись события в Вашингтоне, позволяет предполагать именно предварительный сговор, а точнее — предварительную тайную договорённость между Нессельроде и Миддлтоном (то есть фактически между Нессельроде и Адамсом) о том, каким образом торпедировать все попытки здоровых сил в России если не отменить Конвенцию, то хотя бы сделать её условия более приемлемыми для России.

А уж то, что всё вышло в Вашингтоне для России оскорбительно и унизительно, — вне сомнений.

ДЕПЕШУ Нессельроде от 16(28) августа 1824 года доставил в Вашингтон юный Ахиллес Шабельский, второй секретарь миссии в Филадельфии. И доставил он её 23 ноября (6 декабря) 1824 года. На следующий же день Тейль отправился к Адамсу. Как раз в этот день открывалась и очередная сессия конгресса.

— Господин Адамс! Наша Американская компания после подписания апрельского условия возбудила столько жалоб, что его величество император надеется найти у вас понимание… Дело вот в чём…

И Тейль начал рассказывать Адамсу о том, о чём мы уже знаем, то есть о том, что необходимо более точно и конкретно определиться с зоной действия Конвенции. При этом Тейль подчёркивал, что Россия не намерена ограничивать свободу мореплавания, а всего лишь намерена не допускать неконтролируемое присутствие иностранных судов в прибрежных (собственно — территориальных) водах.

Адамс, хотя и слыл человеком раздражительным, слушал внимательно, не перебивая, с выражением спокойствия и даже благожелательности. А выслушав, благодушно же ответил: