Ксерокопии лежали на письменном столе рядом с настольной лампой под зеленым колпаком. Евсей Наумович мог уже, строка в строку, пересказать текст о жутком происшествии в загородном доме Олега Арсеньевича Сапегина. Однако теперь Евсею Наумовичу казалось, что он испытывает к тому преступлению скорее любопытство, чем заинтересованность. Странно, как скоро им овладело равнодушие. И лишь пустота темного провала на книжных полках, вызывала острейшую тоску. И желание поскорее задрапировать пустоту другими книгами.

Евсей Наумович подошел к зияющему провалу. Он еще хранил запах старинных книг, пахнувших шоколадом, черным шведским шоколадом. Запах скипидара, которым Лиза травила хлебного точильщика, пропал, а шоколада держался. А пустота в книжном ряду среднего шкафа пахла дождем. На том месте стояли книги поэтов Серебряного века. Их прихватил тот кривобокий оценщик, когда не хватило нескольких сотен долларов до сорока тысяч, вспомнил Евсей Наумович – нет, чтобы прихватить подарок Эрика. Евсей Наумович снял с полки тоненькую книгу в блеклом зеленом переплете. «Петербургские зимы» Георгия Иванова. Год издания – 1928-й. Неплохо бы вернуть ее Эрику и посмотреть, как он отреагирует. Впрочем, все равно.

Евсей Наумович определенно решил, что не станет выяснять с Эриком отношений. Просто отошлет ему домой эту книгу почтой.

И надо взять себя в руки, надо взять себя в руки. Надо, по возможности, вернуться к прежней жизни. Хотя бы ложиться спать не позже десяти вечера.

Евсей Наумович взглянул на часы. Было без четверти одиннадцать. Тогда с завтрашнего вечера. И больше гулять, часа два-три в день, как рекомендуют врачи. Здоровье расшаталось. Неплохо бы пройти хороший медицинский осмотр. Обратить внимание на сердечно-сосудистые дела, и особенно на урологию. А еще недавно он был молодцом, мог, не стыдясь, проявить себя мужчиной. Обязательно надо показаться урологу. И, кстати, проверить уровень сахара в крови. Возможно, упадок сил и головокружение у него от проявления диабета. Вообще посерьезней отнестись к питанию. Больше овощей и фруктов, меньше мяса. Раньше, при той власти, на одном только Невском было несколько диетических столовых. Теперь они куда-то подевались. Сплошь рестораны с острой мясной кухней, кавказские блюда, шавермы, а суши-бары – сплошной обман, подсовывают тухлую рыбу, черт бы их побрал. Народ жиреет, а жиреть не хочет, народ с удовольствием сел бы на диету, да негде. Как этого не понимают коммерсанты: диетические столовые – самый выгодный бизнес.

И еще. Надо выбросить куда-нибудь пистолет. Положить в карман и выбросить, скажем, в Неву. В темноте, подальше от людских глаз. И, кстати, пока нет льда. Недели через две наверняка появится лед, на Фонтанке уже пленка тускнеет. Когда шел из Дома журналистов, то обратил внимание, как поверхность воды, при свете фонарей, тускнеет салом.

Принятое решение приободрило Евсея Наумовича. Он подошел к письменному столу. Без особого волнения выдвинул нижний ящик. Пистолет лежал как лежал на каких-то бумагах, мерцая вороненой сталью. Узкое, в половину диаметра копейки дуло. Или еще уже. Чем тогда подзудил его спаситель Афанасий? Сказал, если доведется тяжко болеть и страдать от боли, испытывая муки, лучше хлопнуть себя – миг, и полная свобода, избавление от всех напастей. Тем и подсек его Афанасий, словно рыбку на блесну. Занятный тип этот Афанасий. Как он сказал? «Пожил – уступи другому». А что, если и вправду уступить? Так и отправиться следом за Натальей. Мгновение пистолетного выстрела – или долгие муки Натальи! Все же надо было разыскать то снадобье, что Наталья придерживала для себя. Чтобы заснуть и не проснуться. И никто тебя не спохватится – подумают, что вновь уехал в Америку или еще куда. Андронка, может, и пожалеет о своем отношении к отцу, а Галя плюнет и разотрет. Да и вообще – кто особенно будет о нем горевать? Может, Зоя немного, по старой памяти. Только вот квартиру жалко. Столько добра, не говоря уж о библиотеке. И не одну квартиру, а и кормилицу, что у Таврического сада, записанную на Андронку. Впрочем, Галя ее не упустит, как и эту, трехкомнатную. Приедут, продадут за хорошие деньги. Еще бы – трехкомнатная, в сталинском доме, рядом с метро. Потолок выше трех метров! Цены ей нет. Вот сволочь, этот Афанасий!

Евсей Наумович с ненавистью посмотрел на ящик и, с размаху, по-футбольному, ударил по нему ногой, загоняя обратно в стол.

Хорошо бы сварганить себе гоголь-моголь, внезапно подумал Евсей Наумович, удивляясь. Он никогда не испытывал особого тяготения к гоголь-моголю, а тут вдруг. И верно, что жизнь состоит из случайностей. Собью из одного яйца на пробу, как пойдет, решил Евсей Наумович и вернулся на кухню. Где-то на шкафу прятался миксер. Евсей Наумович придвинул к шкафу табурет, взобрался на него и принялся ворошить наугад рукой в каком-то хламе. Пожалуй, собью из двух яиц, передумал Евсей Наумович, из одного – только размазывать.

Телефонный звонок застал Евсея Наумовича как раз в тот момент, когда он нащупал миксер и пытался поудобней ухватить его пальцами. Пока Евсей Наумович раздумывал, слезть ему с табурета или достать, наконец, этот чертов миксер, звонок прекратился. И вновь зазвенел, едва Евсея Наумович, победителем, спрыгнул на пол с миксером в руках.

Звонила Лиза.

– Миксер искал на шкафу, – ответил Евсей Наумович в ответ на вопрос, почему не брал трубку. – Хочу сделать гоголь-моголь.

– Ну, Сейка! Двенадцатый час ночи, – ответила Лиза, – какой гоголь-моголь?!

– Такое мое желание, – упрямо произнес он. – Я люблю гоголь-моголь в двенадцать ночи.

– Твое дело, – не стала спорить Лиза. – Зусь рассказал мне твою историю.

– В двенадцать ночи? – ехидно перебил Евсей Наумович. – Где рассказал? В спальне?

– Будешь хамить, не узнаешь, что сказал Зусь в конце рабочего дня в своей конторе, – ответила Лиза. – А в спальне у меня был мой жених. Он вышел в ванную комнату и в хорошем настроении.

– Хорошо. Что сказал Зусь? – миролюбиво проговорил Евсей Наумович.

– Зусь звонил криминалистам, вернее, одному своему приятелю. И узнал, что на месте сгоревшего дома Сапегина следов книг не обнаружено.

– Неудивительно – сгорел целый дом, столько вещей, – перебил Евсей Наумович. – А тут книги.

– В связи с убийством расследование проводили очень тщательно, – продолжала Лиза. – В акте нет даже фрагментов, похожих на книжные издания. Видно, он был великий книгочей, твой ростовщик.

– Чушь! В любой хибаре хоть одна книга, да найдется, – сомневался Евсей Наумович.

– Так сказал Зусь, – продолжала Лиза. – Еще он сказал, чтобы ты не лез в это дело.

– Он мне уже говорил об этом! – буркнул Евсей Наумович.

– Получи свой залог и помалкивай, – терпеливо наставляла Лиза. – Деньги под залог ты вносил свои, личные. Что же касается Мурженки, то Зусь убежден, он тебя привлекать к делу не станет, не в его интересах лишний свидетель со стороны обвинения. И, вообще, Сейка, послушай меня. Уезжай ты из Питера, на время.

– Что?! – удивился Евсей Наумович. – Уехать?