– Так велит наш народ, – сказал Сагитав. – И я горжусь, что у меня… Что у нашего народа есть такие сыновья.

После ужина они так и не легли спать. Слишком многое им нужно было высказать, что накопилось за время их затянувшейся размолвки.

На следующий день Чупалав посадил семью со всеми пожитками на арбу, сложил на нее же свои доспехи и отправился с отцом в родной аул. Из почтения к родителю Чупалав ехал на своем коне позади арбы. Но Сагитав велел ему поспешить, и Чупалав умчался вперед, туда, где его с нетерпением ждали.

Чупалав едет! – несся по селу Дервиш-Али со своим петухом. – Он вернулся! – Чупалав? – не верили аульчане, не знавшие еще о состоявшемся примирении отца и сына.

– Опять ты все выдумываешь, Дервиш-Али.

– Я всегда говорю как есть! – сердился Дервиш-Али. – А кто, по-вашему, вон тот богатырь, который один может разбить каджаров и вырвать бороду проклятому Надир-шаху?

Аульчане всматривались туда, куда показывал Дервиш-Али, и действительно видели, что к аулу приближается всадник – его нельзя было спутать ни с кем другим.

У въезда в аул Чупалав спешился, как велел обычай, и повел коня под уздцы.

– Чупалав! – бросались ему навстречу аульчане. – Молодец, что вернулся!

Чупалав здоровался со стариками. Они выглядели молодцевато со своими окрашенными хной бородами, как это всегда делалось в ожидании неприятеля. Он обнимался с друзьями, с которыми не раз ходил в боевые походы. Он пожимал множество рук, хотя не всех аульчан сразу узнавал. А в некоторых юношах и девушках угадывал мальчишек и девочек, очень подросших за то время, пока Чупалав жил в Наказухе. Но его узнавали все, хотя в бороде Чупалава уже серебрилась легкая проседь.

Да и Согратль заметно изменился. И дело было не столько в домах, которыми приросло село, сколько в том, что оно стало похоже на военный лагерь.

Еще на подступах к аулу Чупалав увидел несколько новых водяных мельниц – их приводили в действие каменные ступы для изготовления пороха. В них перетирались сера, уголь и селитра, полученная смесь обрабатывалась разными способами, пока не получались мелкие зерна пороха. После высушивания на солнце их ссыпали в кожаные мешочки.

По всему аулу звенели кузницы, стучали кирки и топоры. Люди заготавливали впрок оружие и превращали свой аул в крепость.

Все были чем-то заняты. Одни разливали по глиняным кувшинам нефть и вставляли в них фитили, готовя что-то вроде бомб. Другие острили колья, предназначенные для частоколов против вражеских коней.

На току собрались женщины, сплетавшие из прутьев большие круглые корзины и набивавшие их сухой соломой. Это были опасные снаряды. В нужный момент их обливали все той же нефтью и спускали с гор на наступающих врагов.

Чупалав не переставал удивляться военным хитростям земляков, и ему начинало казаться, что таким людям не очень-то и нужен ратный предводитель, они и сами знали, что делать, когда селу угрожали враги.

– Если такое происходит в каждом ауле, Надир-шах пожалеет, что родился на свет, – думал Чупалав.

На годекане тоже было беспокойно. Пир-Мухаммад деловито раздавал гонцам поручения, ставил свою печать на важные послания и обсуждал с другими аксакалами поступавшие отовсюду известия.

– Салам алейкум, почтенные! – приветствовал Чупалав аксакалов.

– Ва алейкум салам, Чупалав! – обрадовано отвечали они.

– Приехал, наконец!

– Я спешил, – ответил Чупалав.

– И правильно сделал, – кивнул Пир-Мухаммад. – Времени у нас мало.

– Отец сказал… – начал было Чупалав, но аксакалы понимающе закивали и заговорили все разом:

– Сагитав все сказал правильно.

– И сделал тоже.

– Кровники и те примиряются, а вы столько лет не разговаривали.

– Что я должен делать? – спросил Чупалав, чтобы поскорее перейти к делу.

– Дел много, – сказал Пир-Мухаммад. – Но главное – собрать наши силы в единый кулак.

– Тебе это не впервой, – сказал Абдурахман. – В походы сколько раз ходил с молодцами из разных аулов. А теперь на нас враг идет.

– Надир-шах со всей своей сворой.

– Пора с ними кончать.

– Легко сказать, – покачал головой Чупалав. – Их слишком много.

– Было бы легко – тебя бы не позвали, – сказал Абдурахман. – Вот и командуй.

– А Надир-шах? О нем что слышно?

– Идет с двух сторон, – поставил Чупалава в известность Пир-Мухаммад. – Сам уже подбирается к лакским землям, как раньше ходил, а другая половина идет через Аймаки на Хунзах.

– Значит, окружить хотят, – прикидывал Чупалав.

– Надир-шах много чего хочет, – сказал Пир-Мухаммад. – Но не все бывает, как ему хочется. Кстати, твой друг Муса-Гаджи должен завести второй отряд в Аймакинскую теснину.

– А там их уже ждут? – догадался Чупалав.

– Даст Аллах, каджары оттуда не выберутся.

– А что если я пока отправлюсь туда? – спросил Чупалав. – С небольшим отрядом.

– Я понимаю, что ты беспокоишься не только о друге, – сказал Пир-Мухаммад. – Но мы уже послали туда помощь. Ахмад-хан Мехтулинский тоже отошел туда, чтобы встретить каджаров как полагается. И отряд из Хунзаха туда направился. Не говоря уже о самих аймакинцах, гергебильцах и их соседях.

– А ты лучше займись нашими делами, – сказал Абдурахман.

– Для того тебя и выбрали, – добавил Абаш.

– Ты не раз дрался с каджарами, – напомнил Фатали. – А теперь нужно победить самого Надир-шаха.

– Мы решили, что не отдадим Андалал, что бы ни случилось, – твердо сказал Пир-Мухаммад.

Только теперь Чупалав по-настоящему понял, что ему предстоит. Это была непосильная задача. Но именно это и умножало силы тех, кто готов был сражаться с любым врагом и страстно верил в победу.

Чупалав задумался, с чего следовало начать в первую очередь, но его размышления прервал Абаш:

– Не забудь заглянуть к Мухаммаду-Гази. Там тебя очень ждут.

– Ждут? – удивился Чупалав.

Чупалаву и самому хотелось навестить Мухаммада-Гази. Ведь у него была большая радость – вернулась дочь, которую он считал потерянной. А она многое могла рассказать о Мусе-Гаджи, сумевшем вырвать ее из гарема самого Надир-шаха.

Внимательно осматривая все кругом, подмечая сделанное и прикидывая, что еще нужно будет сделать, Чупалав направился к знаменитому оружейнику. В последний раз он видел его тяжело раненым, когда увозил Мухаммада-Гази из охваченного огнем войны Джара. Но больше ран у него тогда болело сердце, потому что Мухаммад-Гази не знал, что случилось с его семьей.

По тому, какой веселый звон стоял в его кузнице, Чупалав понял, что с оружейником все в порядке. Так оно и оказалось. Только молотками стучали его ученики, а сам Мухаммад-Гази, живой и здоровый, яростно спорил с кольчужником Абакаром. Третьим в их споре был человек, не похожий на горца.