Когда Калас подошел и встал рядом с ней, упершись сильными руками в перила балкона, Джилсепони недовольно прищурила глаза.

— Вы никак не можете понять, что некоторым здесь не место, — заметил герцог.

Королева повернулась к герцогу, и их взгляды скрестились.

— Тогда как для других людей замок является родным домом, — закончил свою мысль Калас.

Теперь понятно, зачем он явился сюда, подумала Джилсепони. До недавнего времени герцог, как и все остальные придворные, подчеркнуто сторонился ее. Сейчас же он, похоже, был готов ринуться в бой. И это тоже понятно: Калас только что вернулся из Йорктауна, от Констанции Пемблбери.

— Она настолько раздавлена, что даже не может выносить дневного света, — продолжал Калас, глядя на раскинувшийся внизу город. — У Констанции отняли все, что составляло смысл ее жизни. По сути, отняли и саму жизнь. И все из-за мелочной ревности женщины, которая не имела права становиться королевой.

Джилсепони резко обернулась. Ее глаза метали яростные молнии. Герцог тоже повернулся и, не дрогнув, в упор посмотрел на королеву.

Тогда, не сдержавшись, она ударила его по лицу.

В какой-то момент Джилсепони показалось, что теперь между ними произойдет настоящее сражение!

Но Калас только презрительно рассмеялся.

— Разве вам мало, что вы отняли у этой несчастной женщины любимого человека, отца ее детей? — спросил он. — Вы хотите полностью ее уничтожить?

— Я не предпринимала никаких действий против Констанции, — ответила королева.

— Значит, она может вернуться в Урсальский замок?

— Нет, — быстро возразила Джилсепони.

Герцог вновь рассмеялся, еще более презрительно, после чего повернулся и зашагал прочь, всем своим видом показывая крайнее неудовольствие.

— Вы считаете меня мелочной и ревнивой, — бросила ему вдогонку Джилсепони, едва веря, что эти слова сорвались с ее губ.

В самом деле, почему она должна оправдываться перед герцогом Каласом?

Тот остановился и медленно повернулся к ней.

— Я могла бы намного суровее обойтись с Констанцией, — продолжала женщина, сама не зная, почему вдруг решила заговорить об этом.

Возможно, потому, что она и так слишком долго была вынуждена терпеть отвратительные шутки, грязные сплетни, шушуканье у себя за спиной и откровенно враждебные взгляды.

— Я лишь ответила на ее действия.

— И все потому, что Дануб ее любит? — осведомился герцог.

— Как раз потому, что он ее не любит, — возразила королева.

— Разумеется. Он любит Джилсепони, — издевательски усмехаясь, заметил Калас.

Его слова больно задели женщину, ибо ей, по сути, было нечем возразить на этот сарказм. Отношения между королевской четой в последнее время действительно стали прохладными. Весьма прохладными.

Вопреки своему же решению не говорить об истинной причине изгнания Констанции, Джилсепони все-таки рассказала Каласу о том, как Констанция приказывала подмешивать ей в пищу отвар особых трав, которые та получала от настоятеля Огвэна, и как главный повар Кеникан, не в силах ослушаться, добавлял в кушанья королевы значительные его порции.

На герцога Каласа этот рассказ особого впечатления, на первый взгляд, не произвел. Во всяком случае, его лицо осталось бесстрастным.

— Если Констанция пыталась помешать вам произвести на свет еще одного наследника престола, я не вижу в этом поступке ничего дурного, — без обиняков заявил герцог. — Как видно из ваших же слов, это мнение разделяют многие, включая и саму церковь.

— Одно это позволило бы мне обвинить ее в заговоре против государства, — напомнила ему Джилсепони. — Но Констанция на том не успокоилась. Она попыталась отравить меня, думая, что сумеет вновь оказаться в спальне Дануба.

Калас презрительно отмахнулся.

— Это вы так считаете, — с прежним равнодушием сказал он. — И вновь должен вам напомнить: многие и здесь были бы на ее стороне.

Джилсепони плотно сжала свои полные губы.

— Неужели, проведя в замке несколько лет, вы все еще не поняли, что вам здесь не место? — дерзко спросил герцог. — Неужели вы тешите себя надеждой, что дети, рожденные от вас, смогут претендовать на престол? Для королевства будет лучше, если вы останетесь бесплодной, чем бы это ни было вызвано.

Королева едва верила своим ушам! Она знала, что при дворе часто обсуждали то, о чем сказал сейчас герцог. Та же мысль повторялась и в нескончаемых сплетнях и слухах. Однако Джилсепони и представить себе не могла, что придворные, в том числе и Калас, решатся открыто заявить ей об этом!

— Дети Констанции Пемблбери имеют все права быть наследниками престола, — продолжал герцог Калас, решительно выпятив свою квадратную челюсть. — Их родословная чиста и вполне позволяет мальчикам претендовать на корону. Сыновья Констанции сознают свою ответственность перед людьми и перед Богом, которую вам в силу вашего происхождения никогда не постичь. Если им доведется взойти на престол, и Мервик, и Торренс будут править со здравомыслием, свойственным людям благородного происхождения, и с должным пониманием естественного порядка вещей. Они были рождены и воспитывались для этого!

Герцог внимательно посмотрел на Джилсепони, затем как-то гаденько хихикнул:

— А детеныши, рожденные от вас, унаследуют просто народную дикость…

Джилсепони замахнулась, чтобы влепить ему очередную пощечину, но Калас успел перехватить ее руку. Однако королева вырвала ее и со всей силой ударила герцога по лицу.

Герцог Калас засмеялся, потирая щеку и подбородок, темные от небритой щетины. Надо думать, он прямо с дороги отправился разыскивать Джилсепони, чтобы завести с ней этот разговор.

— Более чем странно слышать подобные слова от человека из ближайшего королевского окружения. Вы не боитесь последствий? — предостерегающе спросила Джилсепони.

— Возможно, вы поспешите сообщить об этом королю и потребовать моего ареста? — язвительно осведомился герцог. — Или великодушная королева Джилсепони прикажет лишить меня возможности командовать Бригадой Непобедимых, а может быть — даже арестовать, подвергнуть пыткам, после чего казнить?

— А если она сама возьмет меч и обойдется без помощи королевского палача? — в тон ему спросила Джилсепони, не отступая ни на шаг.

Пора напомнить Каласу, что она не изнеженная дамочка, выросшая в придворном цветнике, а опытный воин, закаленный в великом множестве опасных сражений.

— Напрасно вы упрекаете меня в этом, хотя и сами прекрасно знаете, что я не побегу искать защиту у мужа. Меня вообще удивляет ваше поведение, герцог Калас. Вы безжалостно оскорбляете женщину и после этого отваживаетесь называть себя благородным воином?

— Вы не единственная, кому знакомы сражения, — напомнил ей Калас.