— Когда мы вернемся домой, я пошлю сюда пару человек, чтобы разузнали, что к чему. Если кто-нибудь станет продавать лошадей, возможно, я смогу их выкупить. Кроме того, это позволит также узнать, кто на нас напал.

Клер кивнула.

— Что я должна знать, чтобы жить среди цыган? Он мгновение подумал.

— Прежде всего постарайся соблюдать определенного рода опрятность. Поясню конкретнее. На территории, где располагается табор, воду из реки или ручья берут в нескольких местах. Вода с верхнего и самого «чистого» места предназначена только для питья и стряпни. Вода для стирки и мытья берется с нижнего участка течения. Перед едой обязательно мой руки проточной водой и никогда не клади посуду в нечистую воду, потому что тогда она станет «мархим», то есть оскверненной, и ее придется выбросить. — Он искоса посмотрел на нее. — То, что я скажу сейчас, тебе совсем уж не понравится — женщины среди цыган тоже считаются нечистыми. Никогда не задевай своими юбками никакого другого мужчину, кроме меня, никогда не иди впереди мужчины или между двумя мужчинами или перед лошадьми.

Клер нахмурилась.

— Ты прав. Мне это не нравится.

— Если живешь в тесноте, эти правила имеют смысл, — объяснил Никлас. — Они в какой-то мере. ограждают и защищают женщин, что без таких обычаев было бы невозможно, а также снижают напряжение между полами. Хотя цыганские женщины и славятся своей привлекательностью для мужчин, среди цыган почти никогда не встретишь половой распущенности.

— Понятно: постараюсь не оскорблять ничьих чувств.

Привлеченная звуком голосов, в фургон заглянула Ани.

— Завтрак. Ты иди, Ники. Я принесу одежду для твоей жены.

Никлас покорно встал и вылез из кибитки, потом помог Ани влезть внутрь. Цыганка была в свободной блузе с большим вырезом и нескольких юбках, надетых друг на друга, пышных, ярких. Серьги из золотых монет, висящие у нес в ушах, дополняли позвякивающее ожерелье из таких же монет, а волосы покрывала разноцветная косынка.

Клер облачили в весьма похожий костюм, только без золотых украшений. Посмотрев на глубочайший вырез своей блузы, она заметила:

— Никласу это понравится.

Ани усмехнулась, ослепительно блеснули ее белоснежные зубы.

— Хорошо, что Ники женился. Вы давно женаты?

Клер мысленно подсчитала.

— Три дня.

— Так мало!

Она взяла Клер за руку, посмотрела на запястье и одобрительно кивнула, увидев маленький, почти заживший порез.

— Это хорошо. Мы устроим пир, чтобы отпраздновать вашу свадьбу. Но сейчас, — добавила она, — тебе надо поесть.

Они вылезли из кибитки, которая была сколочена из дерева и украшена орнаментом и резьбой. Дождь прекратился; небо стало свежим и чистым. Мужчины собрались в отдалении, рядом со стреноженными лошадьми. Чуть ближе по становищу грациозно ходили занятые своими делами женщины и бегала стайка полуголых, весело орущих детей. Крошечная старушка с лицом, похожим па грецкий орех, пристально посмотрела па Клер, затем кивнула и снова принялась курить свою трубку.

Неподалеку от кибитки находился очаг, где готовилась еда. Над огнем висел оловянный котелок, а рядом, на горячих углях, грелся котел побольше. Когда Клер вдохнула аппетитный запах стряпни, Ани сказала:

— Сначала вымой руки.

Ани взяла металлический ковшик и знаками показала, что руки нужно помыть в ручье. Исполняя это приказание, Клер порадовалась осмотрительности Никласа, который успел дать ей короткий урок цыганских обычаев.

Ани вручила Клер кружку крепкого сладкого кофе и тарелку с жареным луком и колбасой. И кофе, и еда были восхитительны. Поедая колбасу с луком, Клер заметила, что женщины пакуют вещи для переезда, однако без особой спешки.

Никлас вернулся вместе с тремя другими мужчинами. Все четверо были увлечены разговором. Он добавил к своему костюму свободный кожаный жилет и красный шейный платок и выглядел сущим цыганом. «Сейчас в нем трудно признать высокородного британского пэра», — подумала Клер.

Увидев жену, Никлас бросился было к ней, по тут же попятился, заметив старуху с трубкой.

— Кеджа! — воскликнул он.

Старуха улыбнулась Никласу щербатым ртом, и они заговорили по-цыгански.

Когда Клер допивала кофе, в лагерь со всех ног влетел мальчишка.

— Сюда идут, — запыхавшись, выпалил он. — И у них ружья!

У Клер сжалось сердце. Возможно, люди, которых видел цыганенок, были просто охотниками, по скорее всего это те, кто напал на них прошлой ночью, и сейчас они ищут ее и Никласа.

— Сюда, — крикнула Ани, махая в сторону кибитки. Клер и Никлас быстро залезли внутрь.

— Ложись, — сказал он, и лег сам.

Когда Клер опустилась па пол кибитки, Ани принесла большую охапку пуховых стеганых одеял, которые проветривались снаружи, и одно за другим набросала на Клер и Никласа, пока их полностью не накрыла высокая стопка. После этого на одеяла опустилась какая-то тяжесть. Тяжесть, которая невероятно ерзала.

Почувствовав, как Клер вздрогнула, Никлас, сжал ее руку теплой рукой.

— Ани посадила сверху своего четырехлетнего сынишку. Если даже нас кто-то и будет искать, они не станут смотреть под маленьким Йоджо. Очень уж он чумазый.

Хотя Клер чувствовала, что ей не хватает воздуха, она заставила себя лежать неподвижно, сжимая руку Никласа. Через несколько минут за стеной кибитки послышался голос, говорящий по-английски:

— Вы не видели мужчину и женщину, идущих пешком? У них… у них лихорадка, они в бреду и отошли от нашего лагеря.

Один из цыган ответил:

— Нынче к нам не заходил ни один англ, только вы, господа.

— Хочешь, погадаю, благородный сэр, — сказала одна из женщин. — В будущем тебя ждет красавица, с руками грациозными, как лебединые крылья. Только позолоти мне ручку…

Ее перебил звонкий голос Ани:

— Нет, благородный сэр, не слушайте се. Первая гадалка здесь — я. У меня настоящий дар цыганского ясновидения. Потом заныл писклявый детский голосок:

— Подайте пенни, благородные господа! Раздался пронзительный хор ребячьих голосов:

— Один пенни, сэр, или полпенни! Один пенни, пожалуйста! Подайте пенни, благородный господин!

— О силы небесные, — заорал посетитель, — да от них спасу нет! А ну убирайтесь от меня, щенки!

Дверь кибитки со скрипом отворилась, и Клер так сильно стиснула пальцы Никласа, что в них, должно быть, остановился ток крови. Какое-то сверхъестественное чувство опасности подсказало ей, что один из вошедших смотрит в дальний конец кибитки, как раз туда, где они лежат.

Сидящий на них ребенок запрыгал.

— Дай пенни! Дай пенни! — завопил он.