– Наверное, он убивал беззащитных женщин и детей, – предположил Гефорг.

Знамена королевской династии и стяги с символами двух особо почитаемых в Милне богов Белого Трона – Денмиса и Нахена – трепетали на ветру. Вечернее небо постепенно темнело, заставляя спешить тех, кто занимался подготовкой к казни, и двое палачей, одетых в темно-красные одежды и кожаные длинные фартуки, торопливо раскладывали и развешивали у стола пыток жуткого вида инструмент.

Предположение Нарлинга девушку не устроило, и она обратилась с вопросом к пухленькой женщине, визгливо похрюкивающей в предвкушении кровавого зрелища:

– Простите, уважаемая! Не подскажете мне, что здесь происходит? Кто этот несчастный?

– Несчастный?! А-а-ах! Вы, наверное, не местные! – ответила визгливым голосом толстушка. – Никакой он не несчастный! Казнят убийцу дочери магистрата и сына лорда Гуртена! Ах, какая славная была пара! Ах, как любили они друг друга! Правильно, что казнят! Мало за такое просто казнить! Ах, как я надеюсь, что его и пытать будут!

– А кто убийца? – поинтересовался молодой Нарлинг. – Неужто простолюдин поднял руку на детей благородных семейств?

– Ах, да что вы, какой простолюдин? Это странствующий рыцарь, приблудившийся к нам невесть откуда! Я всегда знала, что у этих бродячих убийц нет ни чести, ни совести! Тьфу! Бродяга, одним словом, и есть! – смачно сплюнула женщина. – Ах, как я люблю слушать, как такие безжалостные выродки орут от страха и боли! И пусть ему достанется сторицей за такое страшное злодеяние. Такие душегубы хуже гоблинов…

Элейн, вдруг почувствовав приступ раздражения и неприязни, поспешила отойти, хотя толстушка все продолжала говорить и говорить. Первые тяжелые капли редко падали со стремительно темнеющих небес на безликую толпу. Однако цвет неба не предвещал долгого и сильного дождя.

Магистрат тяжело поднялся с кресла и вскинул руку, призывая собравшихся людей к спокойствию и молчанию. Дождавшись, когда толпа послушно затихнет, магистрат заговорил сильным твердым голосом:

– Перед вами, честные жители Милна, жестокий и вероломный убийца моей дочери! Это самое страшное для отца – потерять любимое чадо! Вместе с моей невинной доброй дочерью от его рук погиб еще один достойный сын Милна. Это сын почитаемого всеми нами лорда Гуртена, чей род Темных Щитов ведет свое начало с самих основателей нашего славного города.

Сидящий рядом с магистратом старик поднялся, и толпа грозно загудела, словно растревоженный пчелиный улей. Он благодарно покивал, чувствуя поддержку горожан, потом хрипло заговорил:

– Мое сердце плачет от того, что совершил он. Оба наших рода понесли невосполнимую утрату. Бесконечное горе поселилось в наших домах. Они были молоды и сильны. Они могли бы создать великое будущее…

Старик покачнулся, едва не упав с помоста. Толпа испуганно ахнула, но лорд Гуртен удержался. Однако продолжать речь не мог, очевидно, не в силах совладать с навалившимся на него горем. Дрожащей рукой он нащупал подлокотник кресла и обессиленно осел в него. Видя все это, магистрат вновь подал голос:

– Совершенное этим человеком чудовищно и непостижимо для добрых почитателей Денмиса и Нахена. Но я, как справедливый правитель этого города, обязан скрепить свое сердце, требующее страшной и мучительной кары для злодея. Напротив, я должен дать этой черной душе очиститься через покаяние и принять быструю и милосердную смерть.

Он указал на плаху, и толпа вновь загудела, на этот раз разочарованно, чувствуя, что зрелище, на которое все рассчитывали, может обратиться быстрым отсечением головы преступника. Магистрат окинул волнующуюся толпу долгим взглядом и, тяжело вздохнув, продолжил:

– Но если его душа не примет покаяния, отринув ложь и скверну, тогда ему суждено умирать в страшных муках, пройдя через которые он и искупит свой смертный грех.

Толпа вновь приободрилась, послышались даже отдельные смешки и выкрики. Двое солдат освободили узника от цепей, которыми он был прикован к клетке, и, стянув руки за спиной кожаным ремнем, повели к эшафоту. Магистрат опустился на свое место, кивнув священнику в белой рясе. Кряхтя и стеная, тот с трудом взобрался следом за конвоем на эшафот. Со стороны было отлично видно, насколько больших усилий стоил ему этот путь: ступеньки на эшафот сколотили высокие, а клирик комплекцией не уступал откормленному борову. С трудом отдышавшись, он забубнил, повторяя заранее вызубренную речь:

– Во имя Добра! Перед ликами Нахена и Денмиса…

Один из палачей, стоявший на постаменте, подхватил топор и ударом длинного топорища по ногам заставил узника упасть на колени.

– …их именами и святыми деяниями…

Толпа осенила себя знаком Света: оттопырив мизинец и большой палец и сжав остальные, люди коснулись кончиком большого пальца сначала живота, потом переносицы на уровне глаз.

– …я говорю, да будет милостив Нахен над тобой. Признаешь ли ты, что убил Маргариту Карадай, дочь добрейшего правителя этого города Гаена Карадая, над бездыханном телом которой тебя нашли три дня назад после того, как ты убил ее?..

Пленник не проронил ни звука. Толпа тоже безмолвно замерла, почувствовав, что развлечение еще вполне может состояться.

– Признаешь ли ты, что убил жениха ее, Дорга Темного Щита, подло напав на него в темном переулке, словно разбойник?..

Узник гордо поднял голову, глядя в глаза стоящего над ним клирика.

– Признай свое гнусное деяние, отрекись от своей лжи, и ты получишь быструю смерть. Или же… – Священник бросил многозначительный взгляд на стол пыток. – Назови нам свое имя, преступник.

– Прайд, – хрипло отозвался пленник, не опуская взгляда.

– Прайд, – шепотом повторила Элейн, вздрогнувшая и напрягшаяся, словно струна.

– Прайд? Хорошо! А дальше…

– Просто Прайд, – процедил сквозь зубы преступник.

– Хорошо, Прайд. Я погляжу, ты гордый, – продолжил священник миролюбивым тоном. – Но, не желая назвать своего полного имени, ты усугубляешь свой грех перед ликом Света. Впрочем, это твой выбор. Признаешь ли ты, Прайд, что жестоко убил, предварительно обесчестив, Маргариту Карадай, старшую дочь нашего любимого магистрата?

– Я не убивал Маргариту. Ваш Дорг Темный Щит…

Маг, сидевший рядом с магистратом, задвигал губами, словно что-то шепча. Все внимание толпы сейчас было приковано к убийце, поэтому никто не заметил, как маг дополнил слова загадочными движениями рук.

– Молчи, нечестивый! – проревел священник, плюясь слюной и потрясая в руке священным символом Нахена. – Небеса гневаются, слыша твои лживые речи!

В этот момент в небе сверкнула раздвоенная молния – и почти сразу же грянул раскат грома. Толпа в едином порыве благоговейного ужаса подалась на шаг от эшафота.

– Ты избрал свою судьбу! – Оскал жреца напоминал улыбку охотника, отыскавшего свою добычу. – На стол его!