– Привет, Ямина, – произнес он.

При звуках его голоса девушка наконец пошевелилась и сделала шаг, но не к нему, а назад, от него. Затем, остановившись, она вытянула шею, как будто хотела приблизиться к стоявшему перед ней молодому человеку на два-три дюйма, чтобы получше рассмотреть его. Наконец, собрав все свое мужество, девушка медленно направилась к нему, при этом поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, словно пыталась удостовериться, что они здесь одни. Ленья обратила внимание на то, что девушка перестала произносить имя этого юноши.

Молодой человек не двигался: он стоял на одном месте, слегка расставив ноги и держа руки на бедрах.

– Остановись, Ямина.

Услышав голос, принадлежащий кому-то другому, девушка, вздрогнув, замерла на месте.

Ленья повернула голову и стала искать взглядом того, кто произнес эти слова. Это была женщина, вышедшая из полумрака, царившего под противоположной галереей. По своему возрасту она была ближе к Ленье, чем к этой девушке и молодому человеку. Бросались в глаза ее черные как ночь волосы. Она была высокой и стояла выпрямившись, чтобы максимально использовать каждый дюйм того преимущества, которое было заложено в ее высоком росте. В левой руке она держала черную трость, рукоять которой была украшена белой резьбой. Расстояние от нее до Леньи было большим, и потому Ленья не могла ее толком рассмотреть, но когда эта женщина пошла вперед, Ленья все же заметила, что она поглаживает резьбу на трости пальцами правой руки.

Ленья вдруг стала сильно переживать за эту девушку. Хотя та и остановилась, как потребовала от нее неожиданно появившаяся женщина, она даже на секунду не оторвала своего взгляда от лица молодого человека. Она, казалось, смотрела на него с немой мольбой – мольбой к нему и мольбой о нем. Ее ладони были сведены вместе, пальцы переплелись друг с другом, как сцепившиеся в детской драке братья-малыши. Ленья посмотрела на юношу снова и увидела, что он улыбается.

И тут вдруг раздался грохот, порожденный сильным ударом, и эта напряженная сцена прервалась. Девушка резко опустилась на колени и закрыла уши ладонями. Молодой человек поспешно сел на корточки и огляделся по сторонам, выискивая какие-нибудь повреждения в стенах зала и возникшую в связи с ними опасность. Но ни того, ни другого не было, и Ленья, обеспокоенная происшедшим не меньше девушки и юноши, осознала, что, откуда бы ни прилетело каменное ядро, это место наверняка располагалось далеко от огромного помещения, в котором они сейчас находились. Она также заметила, что на высокую женщину раздавшийся грохот не произвел большого впечатления. Она всего лишь слегка пригнула голову, не более того, и тотчас же взяла себя в руки.

– Он симпатичный жених, не так ли? – спросила она.

Ямина, придя в себя, встала и выпрямилась. Отвернувшись от молодого человека (который тоже встал и выпрямился и затем стал поправлять свою одежду с таким видом, как будто это сейчас было самым важным), она посмотрела на Елену. Девушка явно пребывала в состоянии сильного замешательства, и Ленья вдруг с удивлением поймала себя на том, что смотрит на нее, затаив дыхание. Затем, медленно и беззвучно выдохнув, она услышала, как девушка заговорила. Переводя взгляд с женщины на юношу и обратно с таким видом, как будто она терзалась сомнениями, к кому из них ей сейчас следует обратиться, девушка спросила:

– Как такое может быть?

Не успели эти слова сорваться с ее губ, как она снова пошла вперед – пошла очень быстро, едва не переходя на бег. Она все еще держала ладони вместе и, как показалось Ленье, начала плакать.

– Остановись, Ямина, – велела женщина.

Девушка подчинилась и на мгновение засомневалась, но ее желание подойти поближе было, по-видимому, непреодолимым, и, несмотря на настойчивые требования женщины, она снова устремилась вперед. Однако женщина, которая не скрывала ни своей досады, ни раздражения по поводу поведения девушки, действовала весьма проворно и к тому моменту, когда девушка подошла к ним на расстояние в несколько шагов, оказалась рядом с молодым человеком.

Сходство с Костой было бесспорным. Когда Ямина впервые увидела этого юношу с середины тронного зала, она подумала, что перед ней стоит ее принц, наконец-таки исцелившийся от своего недуга. Неужели это был он? Такого же роста и такого же худощавого телосложения…

Она еще никогда не видела его стоящим, и такое положение тела сбивало ее с толку. Это было все равно как смотреть на знакомую, но перевернутую верхом вниз географическую карту. Только когда Ямина подошла поближе, она поняла, что это не было лицо Косты, хотя этот молодой человек был таким же худощавым и красивым, как ее принц.

У него была хорошая улыбка (более того, она была самым лучшим в его внешности), и поэтому схожесть с улыбкой Косты, которую она любила в нем больше всего остального, тронула ее сердце. Однако когда она приблизилась к нему, она заметила, что глаза у этого юноши были другими: они имели такую же форму и такой же цвет, но были немного темнее, и поэтому в них отсутствовал свет, который сиял во взгляде Косты и согревал ей душу. Его голос, все еще отдающийся эхом в ее ушах (если не под высоким потолком над ней), был более глубоким, чем у принца.

Данное сходство, пусть даже и не идеальное, могло бы ввести в заблуждение многих, возможно, даже всех, – если бы они не стали приглядываться к нему уж очень внимательно. Но на расстоянии менее пятидесяти шагов это сходство не смогло – и никогда больше не сможет – ввести в заблуждение Ямину.

– Ты не принц Константин, – сказала она, а затем подняла руки к лицу и закрыла ладонями глаза. – Что это еще за фокус? – спросила затем она дрожащим голосом. – И ради чего?

Раздался еще один голос, на сей раз мужской.

– За этого человека ты выйдешь замуж в присутствии нескольких тысяч приглашенных. Он станет твоим принцем Константином, а ты станешь его принцессой Яминой, и все собравшиеся будут вас громко приветствовать. Свершившееся чудо приведет их в восторг и придаст им новых сил, необходимых для того, чтобы взять в руки оружие и одержать победу.

Ямина открыла глаза и сквозь пелену выступивших слез увидела симпатичное лицо императора. Охваченная смятением и грустью, она напрочь позабыла об этикете, а потому не стала делать никаких жестов и движений, символизирующих уважение. Все ее мысли улетучились, и она, открыв было рот, чтобы возразить, молчала, ибо не знала, что сказать. То, что происходило сейчас, казалось похожим на сон, и где-то в глубине своего сознания она удивилась, почему звук удара каменного ядра оказался недостаточно громким для того, чтобы разбудить ее.

– Церемония бракосочетания пройдет в соборе Святой Софии неподалеку от того места, где ты упала шесть лет назад в руки принца, – сказал император и поднял руки, сопроводив свои слова движением, которое должно было напомнить ей о том давнем событии. Было заметно, что он заранее обдумал слова, которые сейчас произносил. – Из-за этой попытки остановить твое падение мой единственный сын повредил хребет. Бог и небеса швырнули тебя с такой силой, что он стал калекой, неспособным исполнять обязанности принца, не говоря уже об обязанностях мужа. Но сейчас, во времена самых тяжелых для нас испытаний, мы увидим, что Дева Мария благословила нас всех. Будет считаться, что точно так же, как она протянула руки, чтобы спасти тебя, она коснулась и моего сына и исцелила его. Люди увидят, как через двери собора Премудрости Божией вы вступаете вдвоем в будущее, которое снова стало светлым благодаря надежде… И они поймут – поймут все до самого последнего, – что если искалеченный юноша может быть поднят на ноги благодаря любви Божией, то, значит, и измученный город с поврежденными стенами тоже снова станет непоколебимой твердыней, а эти нечестивые турки исчезнут, как исчезает пена с поверхности моря.