Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже было, что и впрямь пришла весна.
Дьердь опустил глаза. Вздохнул. Так благостно, спокойно было на душе, что не хотелось шевелиться, не хотелось нарушать то хрупкое мгновенье бытия, когда чувствуешь, что мир вокруг и ты — одно целое. Дьердь помотал головой. Неужели для того, чтобы это понять, надо было лишиться зрения? Ведь вроде ничего особенного — река, трава, небо… Почему же он раньше этого не замечал?
Дьердь поднял саблю, вынул ее из ножен. С придирчивым вниманием осмотрел клинок, царапнул ногтем ржавое пятно и покачал головой. Запустил, забросил, что и говорить… Сталь какая-никакая, а все же смазку любит. Огляделся в поисках тряпицы.
Тряпки были у Жуги в мешке. Будить травника не хотелось. Жуга и Зимородок спали рядом, укрывшись старым атанасовым кафтаном, оба бледные, с лица худые и растрепанные, как два брата, только что волосом не схожие — клокастые рыжие у ведуна, и белые до седины у мальчишки. Все наоборот. Вчера Дьердь насилу уговорил обоих оставить его на страже — шутка ли, столько не спать! Глаза его еще пока слезились, и Жуга, как ни был слаб, распотрошил свой мешок и запарил отвар. Наказал почаще промывать глаза, и только после рухнул и уснул. Зимородок же, ни слова не сказав, устроился у травника под боком, согревая, и тоже вскоре задремал.
— Дьердь?
Тот повернулся на голос. Жуга уже проснулся и теперь сидел, настороженно склонив вихрастую рыжую голову — прислушивался.
— Собак не видно?
— Да спокойно все.
— Чего не разбудил? Поди уж, третьи петухи пропели. Разнежились…
Он встал, прошел к реке, зачерпнул горстью воды и долго пил. Умылся, вытер руки о рубаху. Пригладил волосы.
Заслышав плеск воды, проснулся Зимородок. Дьердь вздохнул и молча принялся раздувать костер.
— Куда пойдем-то, Лис? — спросил он травника, когда с их скудным завтраком было покончено. — Как собирались, в город?
Жуга смел крошки с расстеленной тряпицы и отправил их в рот. Задумался.
— Как ни крути, а в город идти придется, — признал он наконец. — Тебе туда прямая дорога, Зимородку тоже вот помочь надо, пристроить его покамест на первое время. Да и у меня там дела. Только вот, думается мне, неплохо отдохнуть бы нам чуток.
— Здесь постоялый двор недалеко, — сказал вдруг Зимородок. — Вот только дорого, наверно…
— Да не дороже денег… А откуда ты знаешь?
— Так, — он потупился. — Просто — знаю.
Некоторое время они молча собирались в дорогу, чистили котелок, заливали костер.
— Жуга! — позвал вдруг Зимородок.
— Что? — обернулся тот.
— Я… я с тобой хочу.
— Ну, так пошли.
Тот долго не отвечал, сосредоточенно о чем-то размышляя.
— Я города боюсь, — сказал он, наконец. — Уж лучше я тут останусь. Там, на дворе кузнец живет, может, возьмет в ученики.
— Толковый мастер-то?
— Да, вроде бы.
— Ну ладно. — Жуга вскинул котомку. — Был бы только человек хороший, а остальное… Будь по-твоему.
Парнишка придвинулся поближе.
— Жуга…
— Ну?
Тот помолчал, кусая губы.
— Если тебе не трудно… Погладь меня еще разок, а?
Жуга помедлил и вдруг влепил мальчишке такую затрещину, что тот лишь чудом не свалился в воду. Мгновенье Зимородок ошарашенно смотрел травнику в глаза, затем набросился, вцепился пальцами в рубаху. Два тела, рухнув, покатились по песку. Парнишка оказался сверху, зарычал, оскалился. Жуга вдруг рассмеялся, вывернулся ловко и взъерошил пятерней его белые волосы.
— Ну вот, совсем другое дело! — усмехнулся он. Зимородок медленно приходил в себя, с недоуменьем глядя на Жугу. Здесь не было ни злобы, ни насмешки, здесь было что-то новое, сродни всем тем щенячьим дракам и забавам, которые давно уж стерлись в памяти, и только изредка вдруг вспоминались с тянущей тоской. И все же…
Жуга уселся, подбирая ноги под себя, и долго молчал, глядя на свое отраженье в холодном зеркале реки.
— Смотри — река, — сказал он Зимородку. — Вчера мы были там, но сегодня там другая вода. Нельзя два раза окунуться в ту же воду. Вчера я гладил пса, теперь ты человек, так не ищи пути назад. Назад дороги нет, ты понимаешь?
Зимородок молчал.
— Мир человека темен и жесток. Учись бороться, Снежок, — говорил меж тем Жуга. — Делай, что хочешь, только другим не мешай. А ласка… Друзья, любимая — все само придет. Псы тоже вон тебя не очень-то ласкали.
— Я понял, — медленно ответил тот. — Но ты… Ты ведь тоже мой друг?
Жуга вздохнул.
— Надеюсь, что — да, — ответил он.
Зимородок прищурился в хитрой усмешке:
— И ты больше не ударишь меня?
Жуга пожал плечами:
— Кто знает!
— Ну, тогда — держись!
Снежок вскочил, и Жуга кувырком полетел на песок.
* * *
Никогда не угадаешь, кого сегодня занесет на постоялый двор! Позавчера прошел большой торговый обоз, вчера — лишь пара верховых, а вот сегодня — трое странников остановились погостить. Один чернявый и с клинком у пояса, а два других — те малость потощее будут, и похожи меж собой, может, братья, а может, еще какие родичи. Да кто их разберет. Да все равно кто, лишь бы платили, да столы не ломали.
Хозяин вбил пробку обратно в бочку, подхватил наполненные кружки и двинулся к столу, не переставая говорить.
— Вот пиво, как заказывали! А попозже и ужин приспеет. Откуда идете? Издалека? Торопитесь, небось? Ну-ну… А то, так оставайтесь на ночлег, сеновал вам постелю. Дороги нынче опасные, да и ночи холодные. Ну, вам с саблей бояться нечего… А вот говорят еще, — придвинулся он ближе, — что будто бы собаки нынешней весной уж больно озоруют.
— Дело говорят, — кивнул чернявый. Потер рукой глаза, поправил саблю. — Видели мы их. Что правда, то правда — совсем озверели.
— Вот и я о том же! — взмахнул рукой кабатчик. — Ночами из дому не выйдешь — боязно… Вот у меня, к примеру взять, недавно пес в хозяйстве был! Ох и пес был, доложу я вам! Умный — страсть, не поверите! Да молодой еще, горячий, вот и сбежал к таким вот, в стаю… Даст бог, не пропадет, вернется к лету. Вы, может, видели его — такой весь белый, словно снег? Тут где-то должен бегать.
Парнишка, что был младше всех, глотнул из кружки, сморщился и опустил ее на стол. Кабатчик усмехнулся понимающе. Пацан еще. Известное дело — пиво по первому разу никому не нравится. Чернявый покосился на хозяина и тоже усмехнулся за компанию.
— А как же, видели! — ответил он.
А рыжий странник вдруг добавил:
— Он не вернется.