сличила Татьяну и Сашку с тем, что о них помнила, и говорит: «Они!» Вот так и узнался Тамарин адрес: город Тавда, улица Каратунка, 63. Николай Поликарпович тут же написал ей письмо: так, мол, и так, гнилая твоя душа, ты хоть адрес свой не скрывай, а то, случись что с детьми, и сообщить-то некуда! Ответ от Тамары пришел такой, что, мол, по гроб она будет благодарна Николаю, но взять детей сейчас не может. А следом — четыре бандерольки с трусиками, маечками и платьицем для Татьяны. Все это оказалось мало́, тетя Поля потом перешивала. И больше от Тамары ничего не было, если не считать еще одного письма с дороги, когда однажды она проезжала мимо Буреполома: «Заехать не могу, нет денег», и ни слова про Ирку, жива — не жива, хоть гадай на картах.

Юрия нашли спустя полгода. И опять не через розыск, а люди помогли. Прислала какая-то женщина письмо в каракулях: «Берите своего подлеца, он мне такой не нужен, и пишите на него в министерство, ведь он партейный». И дальше — адрес: Чимкент, улица Шолохова, дом 159. Судя по письму женщины, работал Юрий механиком на автобазе и не то учился, не то уже заканчивал сельскохозяйственный институт. И еще кое-что было написано, о чем узнали соседи, через соседей Татьяна, а через нее весь поселок, потому что она всем говорила: «Мой папка опять вышел взамуж!» В Чимкенте Юрия, видать, крепко взяли в оборот, и он написал Мамаевым письмо: деньги высылать буду, а в скором времени и сам приеду за детьми. «Для Саши, — написал он, — я уже отхлопотал место в детском садике, так что не волнуйтесь». Видно, и для Юрия время остановилось, ведь Сашка был во втором классе.

И может, за неделю до того, как гром грянул, дядя Коля и тетя Поля строили свои планы на будущее. Валентина и старший сын Николай уже аттестаты получили, скоро вылетят из гнезда. Володьке тоже чуть-чуть осталось. Вот и будем, мол, коротать свой век с Татьяной и Сашкой.

Юрий приехал ночью. Высокий, красивый, здоровый, зубы белые, улыбнется — все напоказ. В кошельке — деньги, сплошные пятирублевки. Тетя Поля узнала Юрия сразу, еще по голосу, и ей даже дурно сделалось, тем более что Николай в эту ночь был на дежурстве. Вошли они с Юрием в комнату, сели. «Ну, как живете-можете, — сказал он, — как ваше здоровье?» Улыбается. «У Николая легкие болят, — ответила тетя Поля. — У него фотография не такая будет, как у тебя». Он сразу присмирел.

Часов в шесть утра она позволила ему войти в детскую. Ребята его, конечно, не узнали: как-никак, а шесть лет прошло, да и маленькими они тогда были. «Я, — говорит, — ваш папа». Татьяна вдруг закричала, и никто сообразить ничего не успел, как выскочила на улицу. Спасибо, дело летом, не застудилась. Весь день она провела потом на улице и по соседям, ее в дом три раза заводили, чтоб покормить. А Сашка остался сидеть на кровати. Юрий подсел к нему, потом прилег рядом, обнял. Тетя Поля вышла из комнаты, минут через десять заглянула: лежат обнявшись! Сердце ее прямо зашлось. Села она на кухне, положила голову на стол, и вдруг теребит ее кто-то за платье. Глянула — Сашка! «Он, — говорит, — уснул, вот я из-под руки и выбрался».

В обед пришел Николай Поликарпович, поздоровался. Ему уже обо всем сообщили. «Поля, сходи за шанпанским и возьми перцовой». Она сходила, потом накрыла на стол, сели обедать. К хмельному Юрий даже не прикоснулся: в Шахунье, сказал, встретил старых знакомых и свою норму уже выбрал. Когда отобедали, получился у них такой разговор. Зачем, мол, приехал? — «За детьми». — «Им и тут не плохо». — «С родным отцом будет не хуже». — «Поздно хватился». — «А добро делать никогда не поздно!» Короче говоря, Николай Поликарпович заявил: «Юридически я не навязываю своего мнения, но с детьми, Юрий, ты сам разговаривай. Ежели будет их согласие, держать не стану». Тетя Поля в разговор не мешалась, стояла в углу, и всю ее трясло.

Тогда Юрий пошел на станцию, в магазин, и вернулся с подарками: Татьяне — куклу, Сашке — громадный деревянный автомобиль. По поселку уже пошли разговоры. Одни считали, что гнать его надо в три шеи и что нет такого закона — живых детей отбирать от кормильцев. Другие говорили, что, может, детям привалило счастье. Пришла сверху Лидия Ивановна, выбрала момент, сказала Николаю: ты что, мол, сдурел? Или Полю тебе не жалко? Пусть едут, пора и о себе подумать, ведь жизни не видели! Дядя Коля выслушал, но так и остался сидеть, подперев руками голову.

К вечеру Сашка дал согласие. Сельсовет еще работал, и все пошли в сельсовет. Там Юрий написал на Сашку расписку. Обратный путь Сашка вез на веревке автомобиль. Отъезд назначили на утро. Эту ночь Татьяна провела у Лидии Ивановны.

Рано утром перед домом Мамаевых собрался весь поселок. Было много детей, они провожали «Мамая». Прощаясь, Сашка всем плакал, а Трезору что-то шептал на ухо. Потом поднялся к Лидии Ивановне, и вдруг та сбежала с лестницы и в голос закричала: «Ох, Поля, не отдавайте Сашку, не отдавайте!» От тети Поли Сашу отрывали силой, Юрий тащил его за руку, за ту самую руку, которая теперь ничем не отличалась от здоровой. Потом пошли на вокзал. Татьяна идти боялась, как бы ее не увезли обманом, но все же пошла, потому что рядом были Володя и Коля. Сашка не выпускал из рук автомобиля, а Юрий нес его вещи. Здоровый получился тюк. Тетя Поля смогла дойти только до колодца, и там у нее отнялись ноги. Ее повели назад, но она ничего не видела, и Николай Поликарпович разозлился и крикнул: «Будет изводиться!», а сам закрыл руками лицо. В последний момент Володька прыгнул в вагон и поехал до первого перегона. Вернулся он к вечеру, никому ничего рассказывать не стал и всю ночь проревел в подушку. А деревянный автомобиль Сашка уже на вокзале отдал Татьяне, когда прощался с сестрой. Наотрез отказался брать автомобиль с собой.

Я приехал в Буреполом ровно через десять дней. Страсти немного улеглись. Осталась грусть и какая-то тоска в доме, и дядя Коля с тетей Полей выглядели сиротами. Пока я сидел у Мамаевых, входная дверь раз пять открывалась, потом слышалось: «Можно?», и в комнату, уже босиком, входили какие-то люди. Увидев меня, они смущались: ладно, мол, потом заглянем, извините. «А вы чего?» — говорила тетя Поля. «Да про Сашку