— Звоните начальнику полиции, — сказал Галлиени. — Пусть прикажет своим останавливать такси, высаживать пассажиров и направлять водителей сюда. Мы будем сажать в машины солдат и отправлять на передовую.

Увидев, что генерал не шутит, Фиц широко улыбнулся. Такой подход ему был по душе: делать все, что потребуется, лишь бы победить.

Пожав плечами, Дюпюи взялся за телефон.

— Соедините меня с начальником полиции, немедленно!

«На это я должен посмотреть», — подумал Фиц.

Он вышел и закурил. Долго ждать не пришлось. Через несколько минут на мосту Александра Третьего показался красный «Рено» и, объехав большую декоративную лужайку, остановился перед главным зданием. За ним прибыли еще два, потом еще несколько десятков.

Никогда еще Фиц не видел ничего подобного. Водители выходили из машин, закуривали, оживленно переговаривались. У каждого было свое предположение, почему они здесь оказались.

Наконец из здания школы вышел Дюпюи, в одной руке держа громкоговоритель, в другой — стопку путевых листков. Водители притихли.

— Коменданту Парижа необходимо послать вас отсюда в Бланьи! — крикнул он в рупор. Водители взирали на него в недоуменной тишине. — В каждую машину вы должны посадить пять солдат и отвезти в Нантей.

Нантей находился в тридцати милях к востоку и очень близко к линии фронта. Водители начали понимать, о чем речь. Они стали переглядываться, улыбаясь и кивая. Фиц догадался, что они рады поучаствовать в военных действиях, особенно столь необычным образом.

— Я прошу каждого перед отправлением заполнить вот такую форму, чтобы, вернувшись, вы могли прийти за деньгами.

Все зашумели. Им еще и заплатят!

— Когда ваши машины уедут, я дам распоряжения следующей партии. Да здравствует Париж! Да здравствует Франция!

Водители ответили одобрительными возгласами. Они столпились вокруг Дюпюи, разбирая бланки. Фиц помог ему их раздать.

Скоро такси начали разъезжаться, разворачиваясь перед главным зданием и, бодро сигналя, направились на передовую.

IV[17]

Чтобы пройти всего двадцать пять миль, англичанам потребовалось целых три дня. В основном их продвижение не встречало сопротивления, и если бы они двигались быстрее, то могли бы нанести решающий удар.

Тем не менее в среду 9 сентября Фиц видел, что люди Галлиени находятся в бодром настроении. Фон Клук отступал. «Немцы испугались!» — сказал полковник Дюпюи.

Фиц не поверил, что немцы испугались. Взглянув на карту, можно было подобрать более правдоподобное объяснение. Как ни медлительно и робко продвигались англичане, они вошли в брешь между Первой и Второй германскими армиями — брешь, появившуюся, когда фон Клук повернул свои войска на запад, чтобы принять удар со стороны Парижа.

— Мы нашли их слабое место и вбиваем туда клин, — сказал с надеждой Фиц, и голос его дрогнул.

Он велел себе успокоиться. До сих пор во всех сражениях побеждали германские войска. С другой стороны, их коммуникации были растянуты, люди — измучены, к тому же некоторые части были переброшены в Восточную Пруссию. Французы же получили значительное пополнение, а в вопросе поставок продовольствия волноваться было не о чем, поскольку они были на своей территории.

Но когда в пяти милях к северу от реки Марны английские войска вновь остановились, Фиц почувствовал, что его ожидания не оправдаются. Почему сэр Джон не желает воспользоваться своей удачей? Ведь его войска практически не встречают сопротивления!

Но немцы, казалось, не замечали нерешительности англичан, продолжая отступать. По мере того, как за окнами школы удлинялись тени деревьев, штабом Галлиени овладевало чувство сдерживаемого ликования. К концу дня стало известно, что немцы бегут.

Фиц с трудом мог в это поверить. На смену отчаянию прошлой недели пришла надежда. Он сидел на стульчике, слишком маленьком для него, и рассматривал висевшую на стене карту. Тогда, семь дней назад, казалось, что линия фронта станет трамплином для последней атаки; сейчас же это была стена, упершись в которую немцам пришлось повернуть назад.

Когда солнце скрылось за Эйфелевой башней, союзники еще не одержали победы, но германские войска наконец были остановлены, впервые за многие недели наступления.

Дюпюи обнял Фица и расцеловал его, и Фиц не возражал.

— Мы их остановили, — сказал Галлиени, и Фиц, к своему удивлению, увидел, как за стеклами генеральского пенсне заблестели слезы. — Мы их остановили.

V

Вскоре после сражения на Марне обе армии начали рыть окопы.

Сентябрьская жара сменилась тоскливыми октябрьскими дождями. Состояние безысходности с восточной части фронта распространилось на весь фронт, подобно тому, как теряет подвижность тело умирающего человека.

Решающее сражение этой осени проходило под бельгийским городком Ипром, в самой западной точке фронта, в двадцати милях от моря. Немцы бросились в решительную атаку, пытаясь обойти фланг англичан. Бои продолжались четыре недели. В отличие от всех предыдущих, это было позиционное сражение: обе армии сидели в окопах, прячась от артиллерии и лишь изредка отваживаясь на самоубийственные вылазки против вражеских пулеметов. В конце концов англичан спасло пополнение, в которое входил корпус смуглолицых индийцев, дрожавших от холода в своей тропической форме. В результате сражения погибло семьдесят пять тысяч английских солдат, и Экспедиционный корпус обескровел. Но союзники закончили оборонительные сооружения от швейцарской границы до Английского канала, и продвижение немцев было остановлено.

24 декабря Фиц был в английском штабе в городе Сент-Омер неподалеку от Па-де-Кале. На душе у него было тяжело. Он вспоминал, с какой уверенностью он и другие офицеры уверяли солдат, что Рождество все они будут встречать дома. Было очевидно, что война затянется. День за днем противоборствующие армии проводили в окопах — страдая от недоедания, дизентерии, переохлаждения и вшей, время от времени стреляя по крысам, пировавшим на усеянной телами ничейной земле между линиями окопов. Когда-то Фиц точно знал причины, сделавшие участие Великобритании в войне неизбежным, но теперь он не мог их вспомнить.

В тот день дождь прекратился. Похолодало. Сэр Джон послал по всем войскам предостережение, что под Рождество враг планирует наступление. Фиц знал, что угроза вымышленная: у разведки не было никаких оснований для подобных предостережений. Сэр Джон просто не хотел, чтобы в Рождество солдаты расслабились и потеряли бдительность; все дело было только в этом.

Каждый солдат должен был получить от принцессы Марии, семнадцатилетней дочери короля и королевы, подарок: узорчатую латунную коробочку с табаком, портретом принцессы и рождественской открыткой от короля. Для некурящих, сикхов и медсестер были подготовлены другие подарки: вместо табака — леденцы или шоколад. Фиц их развозил, и вечером, поскольку было уже поздно возвращаться в относительный комфорт Сент-Омера, остался в штабе Четвертого батальона «Валлийских стрелков» — сыром блиндаже в четверти милях от линии фронта. Он сидел с книжкой о Шерлоке Холмсе и курил маленькие, тоненькие сигарки, к которым уже привык. Они были не так хороши, как его «Панателлас», но время было такое, что он бы все равно не успевал выкурить большую сигару. Рядом сидел Мюррей, получивший после Ипра звание капитана. Фиц ничего не получил: Хервей держал свое слово.