ритуалах, но мысли наши пребывают совсем в другом месте, в Анкиано. Каждая вознесенная молитва, каждая зажженная свеча – за Катерину и ее дитя. Но молитвами мы не ограничиваемся, обильно снабжая Катерину всякой снедью: прекрасные тамошние яйца, самые свежие, и вкуснейшая овечья рикотта, и крупные куски мяса, выбирая попостнее и попитательнее, а Лючия еще печет для нее огромные пироги с овощами. При первой же возможности мы бежим наверх с узелками и корзинками, завернутыми в кусок ткани или старую рубаху. Наверное, бежим – слишком громкое слово, по крайней мере, когда речь заходит о нас с Лючией, скажем так, шагаем изо всех сил, насколько это вообще возможно для двух бойких старичков вроде нас, которых ожидание новой жизни, похоже, омолодило лет на двадцать, словно подарив новую весну. И как она прекрасна, эта весна! Никогда еще она не приносила с собой столько ласточек, столько цветов на полях. Это жизнь, жизнь возрождающаяся.

Лючия – она ведь тоже как я, вопросов не задает. Конечно, потрясена и немного напугана, она ведь единственная знает про мой сон, больше я никому не рассказывал, даже священнику; да и что теперь искать ему объяснения, все уже сбылось наяву. Лючия немедленно включилась в подготовку рождения этого малыша, что вот-вот должен появиться на свет. Она сводила в Анкиано повитуху и вернулась только вечером, уставшая, зато со спокойной душой: Катерина здорова и полностью оправилась от тягот пути; ребенок в ее животе на ощупь сильный, здоровый, шевелится и время от времени толкается.

В нашем доме все вверх дном, хуже, чем во время восстания чомпи. Виоланте пребывает в радостном возбуждении и, как только выпадает такая возможность, тоже отправляется в Анкиано, сопровождаемая ворчливым мужем, ничего не желающим знать о подобных делах. Франческо счастлив еще более, он никак не может поверить, что в свои шестнадцать станет дядей: признался мне, что, ежели малыш окажется никому не нужен, он заберет его себе и поселится с ним в деревне, чтобы приучить жить на лоне природы, играть и резвиться с животными, как нравится самому Франческо.

Разумеется, хранить все в тайне удается ненадолго. Да разве и могло быть иначе, в нашем-то городке? Благодаря праздникам по Анкиано мигом разносится слух, будто на маслодавильне сера Томме скрывается загадочная девушка, жена молодого сера Пьеро д’Антонио, с которым они еще не венчаны, но Господь уже ниспослал им свою милость, ребеночка, что должен вот-вот родиться. О девушке известно лишь то, что приехала она из Флоренции, а зовут ее Катерина, и на этом все, поскольку старый Антонио сторожит ее как зеницу ока и никому ничего о ней не рассказывает. Говорят, она из знатной семьи, весьма знатной, но из какой, раскрывать нельзя, поскольку ребенок-то незаконнорожденный. Те, кто видел ее, заглянув тайком от жены Орсо в кухонное окошко, говорят, что Катерина эта прекрасна, словно Мадонна на святых образах, очаровательна, волосы – чистое золото, а глаза – небесно-голубые. Лежит себе тихо-тихо да мечтательно так живот свой разглядывает. И чтобы она разговаривала, еще никто не слышал. Точно принцесса или знатная дама.

Из Анкиано слухи мигом разлетаются по горным селениям: от Витолини до Орбиньяно, а дальше, по Винчи и окрестностям, от Кампо-Дзеппи до Стреды и Сан-Донато-ин-Грети. В Анкиано под предлогом охоты в горах или паломничества в Санта-Лючию заявляется очередная кучка досужих зевак, но находят они только меня, Орсо или пса Феррале. В конце концов дон Пьеро, видя, что мысли его паствы, вместо того чтобы сосредоточиться на тайнах Страстей и Воскресения Господня, витают в каких-то эмпиреях, сам стучится в дверь моего дома в Винчи, ведь он же наш сосед, и я рассказываю ему все или почти все, поскольку и сам еще не знаю, кто же такая Катерина: Пьеро, вне себя от волнения, ничего мне не объяснил, а я не спрашивал. Так что дон Пьеро верит той истории, что я придумал и распространил по Анкиано, истории о таинственной девушке из знатной, но разорившейся флорентийской семьи, в которую Пьеро страстно влюблен, но на которой в силу различных обстоятельств пока не может жениться, однако сделает это как можно скорее. В конце концов дон Пьеро сдается, присоединяясь к самому масштабному за всю историю Винчи сговору с целью помочь Катерине счастливо разрешиться от бремени. Он даже соглашается крестить ребенка в церкви Санта-Кроче-э-Сант-Андреа, где служит настоятелем, расположенной здесь же, буквально в двух шагах, чтобы нам не пришлось ехать в Сан-Донато.

Чудесно, первый крестный найден. Теперь пора подумать об остальных. Я обхожу наших соседей и друзей из Анкиано, и каждый настаивает на своем участии в будущих крестинах. Все они, как и я, люди простые, чужаков или так называемую верхушку общества я на сей раз не зову. Папино ди Нанни Банти – мелкий землевладелец, его отец торговал по мелочи глиняными кружками и предметами домашнего обихода, он еще держал мастерскую на первом этаже в доме по соседству с моим, хотя сам жил в Санта-Лючия-а-Патерно. Мео ди Тонино Мартини, арендатор, осевший здесь, в Винчи, тоже родом из Санта-Лючии. Пьеро ди Андреа Бартолини по прозвищу Сыч, семья его родом из Санта-Лючии, но теперь живет здесь, на рыночной площади; в 1426-м, каких-то пятнадцати лет от роду, он был восприемником моего сына Пьеро, а его мать Фьоре ухаживает за Катериной в Анкиано. Еще кузнец Нанни ди Венцо, наш с Мео и Папино сосед; он обещал привести дочь Марию, семнадцатилетнюю, но уже замужнюю, и невестку монну Пиппу ди Превиконе. И, конечно, нельзя не упомянуть Арриго ди Джованни Тедеско, управляющего землями Ридольфи в Кампо Зеппи, теми, что граничат с владениями Бути.

Монна Лючия, в свою очередь, сообщает мне, что уже завербовала в будущие кумушки всех своих подруг, оказывается, в последние несколько дней они только и делали, что ходили с моей супругой в Анкиано и обратно, навещая Катерину, и успели ее полюбить. А теперь наперебой кричат, что, мол, скоро у нее родится райский ангелочек, и спорят, кто первой возьмет его на руки, чтобы отнести к купели со святой водой. Как можно отказать столь воинственно настроенным женщинам? Список немедленно разрастается: монна Лиза, вдова Доменико ди Бреттоне ди Келлино, еще одна соседка Бути, но уже в Квартайе, что на речке Винчо, и также уроженка Санта-Лючии; монна Антония, вторая жена Джулиано Бонаккорси, что торгует скотиной на рынке; и монна Николоза, вдова Барны ди Нанни ди Мео, состоятельного крестьянина из Санта-Мария-дель-Пруно, неподалеку от моего участка в