Адмирал подошел к столику, налил в стакан из графина коричневатой жидкости и выпил ее одним глотком.

Откашлялся. Подошел к стене вагона, где висела коллекция холодного оружия, и снял длинный меч. Полоска холодной стали, как змея, ярко блеснула при тусклом электрическом свете.

– Правильно говорил подаривший мне этот самурайский меч японский полковник, что демократия – это власть толпы, и она неизбежно ведет к хаосу вследствие закона глупости числа…

Он всунул меч обратно в ножны и взял со стола раскрытую книгу.

– Здесь написано то же. Эх, перехитрили меня сионские мудрецы! Слабым оказался я на поверку. Глупец! Еще заигрывал с представителями демократии. Останавливал генералов, чтобы не переусердствовали в карательных акциях. А надо было брать пример с большевиков и каленым железом, огнем и мечом выжигать их коммунистическую, сионистскую заразу, как они безжалостно истребляют цивилизацию.

Я узнал эту книгу. «Великое в малом» Сергея Нилуса. Именно этот потрепанный томик с пометками покойной императрицы я привез Муромскому из Екатеринбурга. Но как он оказался у Колчака? Видимо, Пётр Васильевич поставил в известность Верховного правителя.

– Истинного народоправства не существует в природе. Это красивая сказка, мечта. Но во время войны она превращается в грозное оружие, чтобы лживой агитацией развалить фронт и подорвать тыл противника, – резюмировал Колчак.

Возражать против этого утверждения, подкрепленного такими наглядными вещами, как самурайский меч, «Протоколы сионских мудрецов» и графин с шотландским виски, было сложно. И я воспользовался первым попавшимся мне на глаза предметом. Это была висевшая на перегородке карта России, размалеванная стрелками боевых действий и утыканная красными и белыми флажками. Причем красных флажков было несоизмеримо больше, чем белых.

– Да, вы правы, ваше высокопревосходительство, – начал я издалека, – для демократии в первую очередь нужны граждане. А откуда им было взяться в царской крепостнической России! Честные и благородные дворяне? Вы сами на своем омском опыте убедились, что они уже выродились. Остались лишь единицы, белые вороны. Но только с ними выиграть войну было невозможно.

Я вплотную подошел к карте и обвел пальцем территорию Сибири от Уральских гор до Тихого океана.

– Вам ведь повезло, что вы оказались именно здесь, в Сибирской республике, а не на юге России у генерала Деникина. Здесь никогда не было крепостного права. Здесь живет совсем другой народ, который даже перековывать в граждан не надо было. Оставалось только запустить демократические институты…

– Ну-ну, – усмехнулся адмирал. – И народилась бы новая керенщина! Ваши эсеры любое государственное строительство заболтали бы, а потом бы легли под большевиков, как это делается сейчас повсеместно.

– А вот для этого и нужны были военные! Что вам мешало укрепить границы по Уралу, как это сделал генерал Маннергейм в Финляндии, добиться признания Сибирской России от союзников, наладить промышленность. Ведь сколько богатства кругом! Обустроить Сибирь, сделать ее привлекательной для жизни. Тогда бы этот край мог принять всех беженцев из европейской части, стать для них вторым домом. Поверьте, Сибирь для этих целей подходила лучше других частей империи. Но вместо того, чтобы защищать новую Россию от врагов, вы взялись реставрировать старую, которая всем сибирякам опостылела. Вот и бежите теперь отсюда, как Наполеон когда-то бежал из России. Вы так и не стали здесь своим. Сибирь не приняла вас и ваши порядки.

Он нахмурился, выпил еще виски и хриплым голосом ответил:

– Ерунда. Я просто не смог увлечь местное население белой идеей. Вы знаете, Коршунов, когда в 1904 году я отправился в Арктику на поиски пропавшей экспедиции барона Толля[181], то случалось самому править собачьими упряжками. Так вот, в холод, в пургу, когда собаки валились с ног от усталости, их надо было подбадривать. И я кричал им по-якутски (они привыкли к этому языку): «Вперед, черти! Еще немного! Там впереди много вкусной еды и теплый ночлег. А здесь только холод и смерть». И как только я переставал кричать, собаки тут же останавливались и валились на снег от изнеможения. Таковы и люди. Пока их погоняешь, они слушаются тебя и тянут из последних сил. Но стоит только ослабить вожжи…

Я снова повернулся к карте и стал очерчивать примерный путь полярной экспедиции Колчака.

– Насколько мне известно, барон Толль стремился открыть загадочную Землю Санникова, которую кто-то когда-то видел вдали в хорошую погоду. Забрался далеко на север, в полярную глушь, на одинокий остров Беннета, где и погиб.

– Да, вы верно осведомлены. Читали журнал Русского географического общества?

– Я долго работал с Григорием Николаевичем Потаниным, а он всегда тщательно отслеживал маршруты всех исследовательских экспедиций, – заметил я и продолжил: – Вам ведь тоже хотелось открыть Землю Санникова, это полярное Эльдорадо[182]? Спасение Толля было лишь поводом? Признайтесь, ваше высокопревосходительство!

– А какому исследователю не лестно стать первооткрывателем новых земель? – ответил вопросом на вопрос адмирал.

Я продолжал очерчивать на карте маршрут экспедиции Колчака.

– Итак, вы обогнули Таймырский полуостров вдоль береговой линии и отправились дальше на северо-восток искать барона и неведомую Землю Санникова?

Колчак кивнул головой.

– Я представляю, как вам было обидно, что вы не взяли от Таймыра чуточку севернее. Тогда бы лавры открытия Северной Земли, целого островного архипелага, по площади сопоставимого с Сахалином, остались бы за вами, а не за Вилькицким[183].