— Госпожа Дасслеронд считала, что Эйдриан — наша единственная надежда, — заговорил наконец Джуравиль. — Моя повелительница верила, что только он может избавить долину от гниющего пятна, оставленного демоном-драконом. Поэтому она и сохранила ему жизнь — чтобы использовать его в качестве своего орудия. В ее сознании это преломилось таким образом: будто той ночью на поле ты уцелела, а Эйдриан — нет; мальчик, которого мы забрали с собой, был не твоим сыном, а только надеждой Эндур'Блоу Иннинес. Я знаю, это звучит ужасно бессердечно. Однако пойми: само наше существование оказалось под угрозой из-за того, что владычица эльфов проявила милосердие к людям. И тем не менее, отдавая себе отчет во всем этом, я считаю, что она действительно допустила ужасную ошибку. Прежде всего потому, что нельзя таким образом использовать человека. Любого человека.

— И теперь мы видим результат.

— За заблуждение она поплатилась жизнью, — напомнил Джуравиль. — Однако теперь мы должны смотреть вперед и постараться спасти то, что осталось в мире.

С его губ сорвался беспомощный смешок. Это было чисто человеческое проявление; никогда ни один эльф не вел себя так в присутствии Пони.

— Ирония в том, что в каком-то смысле причиной всего, что творится ныне, стал я сам. Это я постоянно втягивал мою повелительницу и свой народ в дела людей. Со времен Терранена Диноньела мы не позволяли себе этого, а тогда, без сомнения, мир был совсем другим. И вот я здесь, лишенный родного дома, и снова обстоятельства вынуждают меня и мой народ принять в них участие.

— Вместо того чтобы как можно дальше скрыться от глаз людей.

— Вообще-то мы могли бы поступить именно таким образом, — сказал эльф. — Мы нашли дальних родичей, док'алфар, и они протянули нам руку помощи. Мы могли бы постараться забыть об Эндур'Блоу Иннинес и начать новую жизнь вдали от Эйдриана, Джилсепони и всех прочих людей.

— Тогда почему ты здесь?

— Потому что он знает, что твой Эйдриан… то, во что он превратился… в большой степени стал таким по вине эльфов, — вмешался в разговор Смотритель.

Пони посмотрела на кентавра и снова перевела взгляд на сидевшее напротив нее миниатюрное создание.

— Он прав, — ответил Джуравиль на ее невысказанный вопрос. — Мы, тол'алфар, несем весь груз ответственности за короля Эйдриана — за того монстра, каким он стал. Поэтому я и пришел к тебе в час нашей общей беды, чтобы предложить свои услуги.

— У Эйдриана огромная армия, — сказала женщина. — А если он и впрямь так силен с магическими камнями, то тем более вряд ли удастся его остановить.

Она пожала плечами.

— И все же люди переживут этот беспощадный вихрь, с которым можно сравнить появление Эйдриана. Человеческий род не угаснет, когда Эйдриан давно уже сойдет в могилу. Ваш же народ, как ты сам говорил, гораздо малочисленнее. Уходите и спрячьтесь, Джуравиль, — говорю тебе это как друг. Согласна, вы великолепные воины, но вас слишком мало, чтобы повлиять на исход схватки. Победим мы или проиграем, вряд ли сотня эльфов сможет склонить чашу весов в ту или иную сторону.

— Я не собираюсь снова бросать соплеменников в бой с Эйдрианом, — ответил эльф. — Мы действительно не можем позволить себе новые потери, иначе само наше существование окажется под угрозой!

— Тогда что же ты предлагаешь? — спросил кентавр.

Джуравиль снова поднял над головой изумруд.

— У нас есть союзники, — объяснил он. — Они обитают в тогайских степях, к югу от гор. Женщина-рейнджер, которую я сам обучал, по имени Бринн Дариель, боролась за освобождение своего народа от бехренских угнетателей — и одержала в этой борьбе верх. Сейчас Эйдриан покушается на Бехрен, и мои лазутчики сообщают, что Бринн оказывает этому сопротивление.

— Первый проблеск света! — с надеждой воскликнул Смотритель и локтем подтолкнул Пони.

— С этим камнем я могу преодолевать огромные расстояния за очень короткое время, — продолжал эльф. — Могу взять с собой и еще кого-то, хотя в этом мои возможности определенным образом ограничены. Однако в том, чтобы стать связными между теми, кто противостоит Эйдриану, а также в разведке нам, тол'алфар, равных не найдется.

Женщина задумчиво смотрела на него, уже начиная прикидывать, какую из этого можно извлечь выгоду. Внутренне она уже давно почти не верила, что от ее похода в Вангард может получиться хоть какой-то толк. Слишком уж силен Эйдриан, чтобы принц Мидалис смог его одолеть, с ее ли поддержкой, или без оной.

Но теперь, если верить эльфу, появилась возможность отыскать отдельные нити сопротивления Эйдриану и сплести их в единую сеть…

— Я принимаю твои извинения, Белли'мар Джуравиль, — сказала Пони. — И принимаю предложенную тобой помощь. Ты и твой народ сможете помочь сделать мир таким, каким он был.

— Помочь тебе нанести поражение собственному сыну?

Логика подсказывала произнести: «Да, именно так», но все чувства женщины взбунтовались против этого. Пони и сама не знала, откуда к ней пришли эти слова:

— Нет, помочь мне спасти его.

Джуравиль и Смотритель с беспокойством и недоумением смотрели на женщину. О, она их понимала! По крайней мере, лучше, чем смысл собственных слов.

И все же не готова была от них отказаться.

Ведь если она утратит надежду, что еще ей останется?

На обратном пути Эйдриан часто прибегал к помощи магических камней, и, несмотря на пронизывающий до костей встречный ветер, времени на дорогу его отряд потратил меньше. Тем не менее и он сам, и солдаты испытали чувство облегчения, когда холодным зимним днем в конце второго месяца 847 года Господня снова увидели стены Палмариса.

Скачущему впереди колонны королю бросилось в глаза, что они усыпаны преданными ему солдатами Урсала.

— Маркало крепко держит город в узде, — заметил он, обращаясь к скачущей рядом Садье.

— Как и следовало ожидать, — ответила певица.

Эйдриан придержал коня, с подозрением глядя на нее.

— Ты все еще любишь его? — неожиданно спросил он.

Женщина с безразличным видом пожала плечами.

— Мое уважение к нему не уменьшилось… Да и с какой стати?

Теперь настала очередь короля пожать плечами.

— Ты сам поставил его в положение, уступающее по значимости разве что твоему, — продолжала Садья. — По какой причине?

Не получив от короля ответа, она сделала это за него:

— Потому что понимаешь, как много он для тебя сделал — и еще может сделать. Ты даже аббата Олина убрал с его пути, поскольку знаешь: если отцом-настоятелем церкви Абеля станет Маркало Де'Уннеро, трон Хонсе-Бира под тобой вряд ли сможет зашататься. Он честолюбив не меньше тебя — просто сейчас его амбиции сосредоточены на одном.