Веки близнеца внезапно затрепетали, словно крылышки умирающих мотыльков. Грудь тяжко вздымалась и опадала. Казалось, тени сумерек сгустились и норовят заползти в открытый, со свистом дышащий рот. Сюр живого кузнечного огня начал покидать Идущего впереди.

Атын же вдруг замешкался… Если одиночество – чувство, то, выходит, его одиночество обрело плоть! А он даже не придумал, как объяснить всем, откуда у него взялся брат-близнец! Люди непременно назовут появление двойника колдовством. И ведь это – правда! Могут решить, что Атын украл чей-то Сюр для создания близнеца. Жизни не станет ни ему, ни брату, хоть на край Орто беги. Пойдут слухи, сплетни, наговоры… Событие обрастет снежным комом, сход соберут! Билэр расскажет о попытке отнять у него душу. Дьоллох напомнит: «Я тебя предупреждал!» Сестренка будет плакать и бояться… А сколько горя принесет чародейство вскормыша матушке Лахсе! Эленцы обвинят ее и Манихая в воспитании опасного шамана. Поднимется ужасный скандал! И что тогда сделает с обоими… сыновьями… Тимир?!

В голове загнанной мышью забегала трусливая мысль: а не легче ли оставить все как есть? Не стараться больше оживить близнеца? И пусть совсем исчезнет Идущий впереди… Если исчезнет. Не то ведь придется прятать куда-то мертвое тело, могилу копать!

Так что же получается – он подарил надежду на жизнь застывшему зародышу человека, а теперь убьет его второй раз, уже сознательно? Своего единственного единокровного брата?!

Атын зажмурил глаза…

Что же он-то за человек? Разве настоящий ЧЕЛОВЕК способен на такое?!

Не простят боги двойное убийство. Да не в том главная беда! Нужно было хорошо подумать перед тем, как входить в честную кузню со смутными мыслями, и не раз еще поразмыслить, прежде чем слепо поддаваться желанию, толкнувшему на непоправимый поступок. Поздно каяться, надо довершить начатое…

В крови близнеца бился последний, еле слышимый ток. Атын рывком поднял почти безжизненное тело, припер к стене и поднял над головой волшебный камень. Закрыв глаза, постарался отогнать все, что мешало в мыслях.

Сата понемногу делался горячим и начал жечь руку. Алый, как от пылающего угля, жар вырвался из-под пальцев. Воздух всхлипнул, процеживаясь сквозь стиснутые зубы. К потолку взмыл столб белого огня – отражение живого Сюра. В нем сполохами билось солнце, играли брызги радужных искр. Оттолкнувшись от огненного камня, отраженное дыхание жизни Атына низринулось в темя двойника. Кровяной ток побежал по его телу быстрее, быстрее, еще быстрее…

Кости братьев колотило и выворачивало из суставов. Жилы изгибались и тянулись вверх, как линяющие змеи. Глаза закатывались то книзу, то кверху, и горячая кровь выплескивалась из носов. Суженным глоткам было не до стонов: хватали воздух ахающими хлебками, будто только что вырвались из-под водяной толщи. Огнем облитые легкие вот-вот грозили разорваться. Атын изо всех сил сдерживал темноту, обступившую со всех сторон, не давал ей ходу, чтобы не потерять сознание.

И все кончилось. Или началось?..

Атын успел подхватить Сата на лету и без сил прислонился к стене рядом с братом.

Свинцовая тяжесть залила чашки коленей, но израненная плоть понемногу успокаивалась и расправлялась, остужаясь. Кости в гудящем теле заняли свои места. Дыхание вскоре восстановилось. Повернув голову к близнецу, Атын глянул на стену и едва сумел сдержать крик. На стене была всего одна тень – его тень.

А как иначе?

Отражение не оставляет тени.

– Ты умер… Ты – родился, – без особой радости сообщил Атын. И, хотя прекрасно знал, какой у близнеца голос, все же удивился, услышав четкое и близкое, слегка насмешливое эхо:

– Кто умер? Кто родился?

– Ты.

– Может, ты?

– Ну, хватит. Ты – это ты, а я – это я.

– Кто – ты?

– Я – твой брат. Атын.

– Другой?

– Зачем спрашиваешь? Сам хорошо знаешь, что меня зовут Атын. То есть Другой.

– А меня как зовут?

Атын вздохнул. Время спешило к ночи, Тимир, должно быть, вернулся с рыбалки. Вдруг в кузню зайдет? Скорее бы смекнуть, где жить брату. И как вообще жить…

Голову давило в висках. Темя закрылось, и для верности его словно молотком кто-то пристукнул. Охваченный тупой болью мозг не хотел трудиться. Не до придумки имен было Атыну. А близнец, кажется, чувствовал себя неплохо. Ему нравилось жить. Наверное, нрав у него не такой, как у Атына. Или такой же?

– Ты – Со́ннук.

– Это имя?

– Да.

– Оно означает – Такой же?

– Такой же, как я. Или Такой же, как ты. Что одно и то же.

– Ты – Другой, а я – Такой же! – засмеялся новоявленный Соннук. Прозрачно-черные глаза его взволнованно блеснули. – Интересно, что скажут матушка с отцом, увидев меня?

– Ничего не скажут, – промямлил Атын и, не выдержав вопросительного взгляда двойника, полоснул виноватыми глазами в сторону.

– Почему?

– Надеюсь, они о тебе не узнают…

– Почему?! – с обидой повторил близнец и потряс Атына за плечи. – Ты им не открылся? Я – есть, а ты хочешь, чтобы меня не было? Куда мне тогда деваться – вот такому, голому? Я жутко замерз и голоден!

Соннука впрямь трясло от холода, хотя в кузне было тепло.

– Если привести тебя домой, все перепугаются. – Атын принялся путано объяснять: – Я не могу. Ты должен уяснить, что… Люди же думают, у меня нет родного брата… к тому же близнеца… и вдруг – раз! – ты заявляешься… Никто не поймет! Начнутся всякие разговоры, обвинения в черном колдовстве… Может, когда-нибудь потом я расскажу все дома, и ты, как обычные люди, станешь жить в семье… Если сумею сделать тебя совсем настоящим… человеком.

Соннук жалобно вскрикнул и, отпрянув, вновь притулился к стене.

– Значит, я – ненастоящий? – прошептал сорванным голосом. Поднял к лицу свои полупрозрачные руки, повертел ими перед глазами и встал против света. Как бы отчаянно ни вглядывался Соннук в стену, на ней покачивалась всего одна тень.

– Я – не человек? Кто же я тогда? Кто – я?!

– Прости…

– Зачем ты вызвал меня к жизни? – всхлипнул близнец. Глаза его были полны подлинных слез. – Я – Соннук… У меня имя – тень. А у самого Соннука нет тени!

Атын неловко попытался обнять брата. Тот грубо оттолкнул протянутые к нему руки и заговорил быстро, возбужденно, словно не произнося, а выхаркивая слова вместе с обидой и болью:

– Как только я научился думать и понял, что ты сделал со мной еще в материнском чреве, я все мечтал: вот смилостивятся боги и дадут мне, не рожденному, прийти на Орто человеком. Но они забыли недородка, застрявшего в пределах миров. Я ждал и сердился на богов, а на тебя не держал обиды. Ты же не нарочно забрал себе мою плоть и мой Сюр… Так я думал, оправдывая своего невольного убийцу. Ведь ты даже не подозревал, что я – есть. Не живой. Но и не мертвый… Я простил тебе нечаянное зло, перестал надеяться на богов и начал ждать, когда ты меня найдешь.