— Такое бывает.

—Но только не с тобой, — возразила Джессика. — Понимаешь, именно поэтому я ни на минуту не верила официальному отчету. Ты во всем добиваешься совершенства, черт побери. Ты сам изготовил тот детонатор. Так вот, два дня спустя Джамаль Наду возвращается со встречи с ливийцами, и вдруг его мозг начинает вытекать на воротник рубашки, потому что кто-то одним прицельным выстрелом снес ему половину черепа. Ты пишешь в отчете, что предположительно это дело рук соперничающей террористической группировки «Хамас».

— И к чему ты клонишь?

— По-моему, все очевидно. Четыре женщины в машине — у оперативника не хватило духу их убить. Быть может, он не увидел в этом необходимости. Быть может, решил, что найдет возможность расправиться с сукиным сыном, не трогая невинных. А у его начальства, наверное, был другой взгляд на вещи. Быть может, боссам был нужен громкий, яркий взрыв, а до шлюх никому не было дела. В общем, ты постарался, чтобы все произошло именно так, как, по-твоему, и должно было произойти.

— И все же, что ты хочешь этим сказать?

— Но самый любопытный вопрос, на мой взгляд, заключается вот в чем. На устранении такой знаковой фигуры, как Наду, можно было бы сделать себе карьеру в спецслужбах. Что же это за человек, который делает дело, но отказывается от заслуг?

— Надеюсь, ты мне скажешь.

— Может быть, он не хочет, чтобы его начальство могло хвастаться крупной победой?

— Раз уж ты все знаешь, скажи мне еще кое-что. Кто руководил этой операцией?

— Наш директор, Дерек Коллинз, — ответила Джессика. — В то время он возглавлял ближневосточный сектор.

— В таком случае, если у тебя есть какие-то вопросы, можешь обсудить их с ним лично.

— Спасибо за предложение. — Она помолчала. — Мне пришлось изрядно поломать голову, чтобы тебя понять.

— То есть?

— Вот почему случай с Джамалем Наду был для меня загадкой. Трудно определить, что тобой движет. Трудно совместить то, что я видела, с тем, что я услышала. Черт возьми, ты далеко не пай-мальчик. И ходят страшные рассказы о том, что тебе пришлось пережить во Вьетнаме...

— Это все чушь собачья, — резко оборвал ее Джэнсон, удивляясь прозвучавшей в его голосе злости.

— Я только говорю, какие ходят слухи. По ним получается, ты там вляпался в настоящее дерьмо.

— Мало ли кто что придумает.

Джэнсон пытался сохранять спокойствие, но это удавалось ему с трудом. И он никак не мог понять, что с ним происходит.

Джессика как-то странно посмотрела на него.

— Ладно, я тебе верю. Я хочу сказать, ты ведь единственный, кто знает правду, так?

Джэнсон яростно ткнул кочергой в огонь, и сосновые поленья сердито затрещали и зашипели. Солнце зашло за вершину горы.

— Надеюсь, ты не обидишься, если я попрошу напомнить, сколько тебе лет, мисс Кинкейд, — спросил он.

Жесткие черты ее лица смягчились в теплых отблесках пламени в камине.

— Можешь звать меня Джесси, — сказала она. — Двадцать девять.

— Ты годишься мне в дочери.

— Эй, человек молод, если чувствует себя молодым.

— Это делает меня древним, словно библейский Мафусаил.

— Возраст — это лишь цифра.

— В твоем случае это главное. Но не в моем.

Он поворошил красные дымящиеся головешки, и они вспыхнули ярким желтым пламенем. Его мысли вернулись к Амстердаму.

— Вот тебе один вопрос. Ты когда-нибудь слышала о компании «Юнитех лимитед»?

— Ну да, разумеется. Она работает на нас. Внешне совершенно независимая компания.

— Но используется как ширма Отделом консульских операций.

— Да, независима она не больше чем собачья лапа, — подтвердила Джессика, проводя рукой по своим коротким, жестким волосам.

— Или кошачья[45], — уточнил Джэнсон.

Смутные воспоминания всплыли на поверхность: в течение многих лет компании «Юнитех» отводилась второстепенная роль в проведении различных операций; как правило, она обеспечивала прикрытие агентам, снабжая их липовыми документами о работе в компании. Иногда «Юнитех» переводила суммы на счета участвующих в крупных операциях.

— Кто-то из руководства «Юнитех» связался с исполнительным директором Фонда Свободы, предложив обеспечить поддержку образовательных программ в Восточной Европе. Зачем?

— Спроси кого-нибудь другого.

— Давай предположим, что кто-то, какая-то группировка захотела получить возможность сблизиться с Петером Новаком. Узнать, где он находится.

— Кто-то? Ты хочешь сказать, с ним расправился Отдел консульских операций? Мое начальство?

— Точнее, оно устроило так, чтобы это случилось. Сдирижировало события.

— Но зачем? — спросила Джесси. — С какой целью? Это же совершенно бессмысленно.

С этим было трудно не согласиться. Неужели Отдел консульских операций действительно подстроил гибель Новака? И почему о его смерти нигде не сообщалось? С каждым днем это становилось все более странным: ближайшие соратники великого гуманиста, похоже, даже не подозревали о случившейся катастрофе.

— Что ты читал все это время? — спросила Джесси, махнув в сторону вороха распечаток.

Джэнсон объяснил.

— Ты правда думаешь, что в открытой печати можно найти что-то ценное?

— Пусть тебя не обманывает таинство «сбора разведданных» — половину информации в донесениях о положении в иностранных государствах агенты черпают, читая местные газеты.

— Это ты мнерассказываешь? Но у тебя ведь всего одна пара глаз...

— И это говорит женщина, едва не просверлившая мне дырку под третий.

Она пропустила мимо ушей его шпильку.

— За один присест ты не сможешь прочитать все это. Дай половину мне. Я тоже почитаю. Еще одна пара глаз, верно? Хуже от этого не будет.

Они читали до тех пор, пока Джэнсон не ощутил, как на него начинает давить усталость. Ему требовалось выспаться, он не мог сосредоточить взгляд на напечатанных плотным мелким шрифтом листах.

Встав, Джэнсон потянулся.

— Мне пора на боковую, — объявил он.

— Ночи стоят холодные — тебе точно не понадобится горячая грелка? — спросила Джесси, протягивая руки.

Ее голос звучал насмешливо, но глаза оставались серьезными.

Джэнсон поднял брови.

— Для того чтобы согреть мои кости, потребуется кое-что побольше горячей грелки, — небрежно бросил он. — Так что, думаю, мне лучше отказаться.