Существо, бывшее всего пятнадцать минут назад человеком, говорило – и разум сталкера буквально отказывался верить сказанному. Это было просто за гранью его понимания – предательство свило гнездо в самом центре Убежища, и предателем этим был ни кто иной, как его глава. Не Плюшкин – змей, везде ищущий выгоду, не Герман, не Коноваленко – а полковник Родионов… Да-да, он, полковник! Тот, которому безоговорочно верили все обитатели Убежища от мала до велика, тот, кто был вне всяких подозрений – именно полковник оказался той самой гнидой! Данилу с внезапной ясностью припомнились вдруг слова Германа, сказанные в то утро: «Я полковника нашего ни разу таким еще не видал. Говорит, говорит – и умолкнет на полуслове. Или на вопросы невпопад отвечает, видно – думает о чем-то своем, и крепко думает. Глаза словно внутрь повернуты. И какая-то прямо даже тоска во взгляде порой проскальзывает – аж жуть берет! По всему видать – новости сегодня будут горячие…»

«Тоска значит?.. Ах, сука ты, сука!.. Давно уж просек, что хана Убежищу наступает… Медленно, но верно. Еды все меньше, патроны кончаются, оборудование ветшает… Вот и решил ноги сделать… Оттого и задумчивый такой ходил – просчитывал все… Верно этот ублюдок, Хасан, говорил… Как там? Цель оправдывает средства – вот и весь его девиз по жизни… Так и получается: вовремя почуял, к чему идет, – и свалил… Гниль, падаль, плесень… А может, этот брешет?.. Да нет, складно врет, нестыковок нет… К тому же – сам заговорил, не спрашивал даже… Зачем же тогда этот чучмек, Хасан который, работу предлагал? Да вот же оно, объяснение – подозрения усыпить! Ну-ка, поспрошаем… Чего б тебе еще отрезать, ублюдок?..»

Резать, однако же, ничего не понадобилось. Существо уже дошло до той кондиции, когда словесный понос, изливающийся из его окровавленной пасти, невозможно было остановить – требовалось лишь подправить чуток в нужном направлении, а там уж только слушай, да запоминать успевай. Более того, оно само, без понуканий, угодливо выплевывало, как на духу, любую информацию, представляющуюся ему интересной, всю, вплоть до самой крупинки, пытаясь угадать, что же такого еще рассказать, чтобы только смягчить бешенство и лютую злобу, кипящую в глазах стоящего над ним человека…

«Ну, впрямь, прав я… Только все хитрее гораздо – все наши междусобойчики с Санькой, все разговоры – все слышали! Жучки – вот и все решение. Радиостанции-то мы отключали, когда говорили, – да только не дотумкали, что насекомых этих можно куда угодно пихнуть, в любую складку, в любой шовчик… И ведь как отреагировал, когда Сашка про спутник все понял – мгновенно!.. Тут же мозги запудрил, на службу пригласил! И дед шаман – его работа. Шлепнул, чтоб лишнего не болтал… А как группы организовал – мы все у него под присмотром были! И в решающий момент – нож в спину!.. Ладно, суки, ваша взяла… Но это не конец еще, ой не конец… “Язык” мне все выложил, и где ваша база – я теперь знаю. Ждите в гости. Я приду, дайте только вылезти отсюда да до дома добраться… А я дойду! Дойду, не сомневайтесь… Я зубами за землю цепляться буду, ползти – но дойду. Не может того быть, чтоб всех и разом, под гребенку. Наверняка кто-то остался… Да и Герман там же, а он волк битый. Тоже не на раз вокруг пальца обвести… Так что брешет этот… сам не зная, чего брешет… Нет, нет, наверняка выстояли, не так просто Убежище расковырять! Вернемся, подмогнем – а там можно и по счетам платить. И самое главное – этого упыря найти, полковника. Чтоб только в глаза его сучьи поглядеть – и вырезать их к чертовой матери!..»

Данил вдруг ощутил, как откуда-то из середины груди поднимается кипящая волна такой жуткой ненависти, боли и горечи – аж сердце защемило. Рывком вздернув левой рукой ставшего теперь бесполезным «языка» вверх, он правой выхватил нож и всадил его по самую рукоять в глаз человека. Пленный конвульсивно дернулся, мягко заваливаясь назад – и это судорожное движение, отдавшееся горячей волной по всему телу, вернуло Добрынина в реальность. Время снова потекло привычно, и тело вновь стало таким же послушным, как и прежде, не оттесняя больше собственное «я» на периферию сознания. Он присел, складывая лодочкой ладони, зачерпнул воды, нимало не смущаясь изрядного количества крови в ней – и плеснул в горящее огнем лицо. Фыркнул, разбрызгивая вокруг, подняв голову и поглядел на стоящего перед ним Шрека.

– Ну что Леха… Все слышал?

Шрек тоже присел, окунул ручищи в воду, принялся оттирать кровь. Кивнул медленно:

– Слышал, Добрыня…

– Вот так, Леха. Палка о двух концах… Правильно отец Кирилл говорил… Шли мы с войной, хлеб отбирать у людей, по праву сильного – а вот оно как, против нас обернулось… Но Санька-то, Санька каков – даже тогда уже почуял! У нас у всех от предвкушения крыши посрывало – а он один остался, кто трезво мыслил! Ведь тогда же, перед самым выходом, мы с ним говорили, он еще удивлялся, почему это полковник ни гарантий никаких не потребовал, ни доказательств… А оно вон как! Да нахрена ему доказательства, когда он нас всех с потрохами продал, с-с-сука! – Данил почувствовал, как внутренности его снова скручивает в тугой ком от нахлынувшей жгучей ненависти.

– Что же… теперь? – помолчав, спросил Шрек.

– Путь у нас теперь один – домой. Но сначала наверх надо выйти. Не забыл – нас еще один снаружи стережет. А может, и подмогу запросил. Так что как выходить будем – максимум осторожности. Я первый, ты – следом, тебе Вана тащить. К тому же – уник на мне. Выходим – и в лес. Дальше остаешься с Ли, а я отлучусь ненадолго. Гляну что да как, может, чего полезного прихвачу…

– «Тигра» бы… – протянул Леха.

– «Тигра» бы, – повторил Данил и горько усмехнулся. – Нет, с КШМ нам неудобно будет. Пешком пойдем. На КШМ нас выследить – как два пальца… Догонят на квадрах, тормознут, повиснут, как псы на медведе, а там и остальные подоспеют.

– Пешком домой? До зимы-то успеем? – почесал Шрек затылок.

– Должны успеть, – Данил поднялся. – Нет у нас иного выхода. Все, хватит сидеть. Вперед!

* * *

Против ожиданий, трубу снаружи никто не караулил. Вероятно, Хасан не счел нужным вылавливать ушедших из-под ножа сталкеров поодиночке, справедливо полагая, что реальной угрозы они уже не представляют. Напарники, страхуя друг друга, без помех выбрались из трубы и, отойдя метров на триста в лес, расположились под огромной разлапистой елью.

– Здесь, – осматриваясь вокруг, пробормотал Данил. – Сидите тут, ждите меня. Я огляжусь только – и сразу обратно.

Бой, похоже, был в самом разгаре. Артподготовка закончилась, и теперь с той стороны, куда сейчас сквозь густой подлесок продирался Добрынин, слышался только треск очередей, разрывы гранат, да уханье танковых пушек – в наступление пошла пехота. Видимо, Хасану мало было раздолбить врага с дальних подступов тяжелой артиллерией – нужно было еще и зачистить селение, вырезать гарантированно, подчистую.

Обосновавшись на высоком густом дереве, аккурат посредине между добиваемым поселком и насыпью, на которой стоял бронепоезд, Данил отстегнул шлем, с которым не успел еще освоиться, повесил на пояс, вытащил из подсумка бинокль и принялся осматриваться. «Юкон» давал прекрасную картинку, да к тому же и расстояние было невелико – километр, не больше.