«Ты гораздо глупее, чем я думал, если так беспокоишься о Родитисе в этой ситуации», — вмешался Кравченко.

Опять личность подслушала его мысли. Когда подобное случилось в последний раз, это было началом его изгнания.

«Приподнеси им Родитиса, как жареного гусака, — настаивал Кравченко. — Расскажи Кауфману все. Почему бы и нет? Ты не должен Родитису ничего, кроме платы за свою гибель».

— Нет, — сказал Нойес. — Не буду.

— Не буду что? — спросил Кауфман.

— Мне кажется, он говорит со своей личностью, — сказала Риза. — Посмотри на его лицо! Его индивидуальность трещит по швам!

Нойес издал какой-то булькающий звук. Все началось снова: Кравченко поднимался на поверхность, запускал свои щупальца в его мозги, захватывая рычаги контроля.

— Остановись! — закричал Нойес. — Оставь меня. Я не дам тебе…

Он замолчал, так же неожиданно, как и начал.

— Если вы не возражаете, Кауфман, мы прекратим этот допрос прямо сейчас, — холодно сказал Кравченко. — Я хочу проконсультироваться со своим адвокатом. Я буду отвечать на вопросы квесторов, но не на ваши. Понятно?

— Это другой голос, — сказал Кауфман. — Другая личность. Спокойнее… глаза…

— Простите, пожалуйста, — сказал Кравченко. — Вы привели меня сюда насильно и поплатитесь за это. Не пытайтесь задержать меня.

Он спокойно пошел к двери.

Риза сорвалась с места.

— Зомби! — закричала она. — Разве вы не видели, человек превратился в зомби прямо у нас на глазах!

Открылась дверь соседней комнаты. Оттуда появилась бледная Елена и протянула ему дрожащую руку. Она совершенно запуталась.

— Джим? — спросила она. — Нойес? Кто ты? Что происходит?

— Спокойно, Елена! — сказал Кравченко.

В этот момент Чарльз Нойес бросился в отчаянную и, как оказалось, успешную контратаку. Вырвавшись из задворков собственного мозга, в которые Кравченко загнал его, он застал зомби врасплох. Завязалась схватка. Кравченко, еще не обретя полного контроля над телом, был устранен от этого контроля и загнан вглубь лишь через несколько секунд после сомнительной победы.

Нойес опустился на корточки.

— Слушайте, — сказал он, выговаривая слова с огромным трудом. — Это опять Нойес. Слышите мой голос? Я сумел с ним справиться. А теперь слушайте. Вы записываете, Кауфман?

— Каждое слово.

— Хорошо. Я был идиотом. Я позволял каждому использовать меня, но не более того. Я принадлежу только себе. Прошлой ночью… Родитис послал меня сюда. Родитис из «Родитис Секьюритис». Он приказал убить Сент-Джона, чтобы он мог снова заявить права на личность Пола Кауфмана. Я дал Сент-Джону препарат… дикло… циклофосфамид-8. Я признаю свою вику.

Нойес не мог уже сидеть на корточках и лег на бок. Половина тела была парализована.

— Повторяю: я убил Сент-Джона по приказу Родитиса. Проведите ему ментоскопирование, и все подтвердится. Окажите мне две маленькие услуги. Не давайте Кравченко новой жизни. Вы видели — он почти стал зомби. Даже стал зомби, но ненадолго. И еще… для меня… тоже никакой новой жизни. Просто забвение. Я хочу сойти с колеса кармы.

«Теперь мне надо прочесть мантру, — подумал Нойес, — и уйти с миром. Ом мани падме хум. Зачем беспокоиться?»

Его рука потянулась к нагрудному карману. Он чувствовал, как Кравченко борется с ним, отчаянно пытаясь перехватить у него контроль над телом. Но Нойес удерживал его. Координация движений была сильно нарушена, но он еще был способен взять в руку драгоценную склянку с карнифагом, свою постоянную спутницу, свою лучшую подругу.

Он поднес ее ко рту и надкусил… Склянка разбилась, содержимое попало ему в рот.

Марк Кауфман в ужасе наблюдал, как извивается и растворяется на глазах это человеческое существо.

— Карнифаг, — с трудом выдавил он из себя. — Риза… Елена… не смотрите!

Елена выбежала из комнаты. Но Риза смотрела на процесс распада с каким-то мрачным любопытством. Кауфман не мешал ей.

Без сомнения, Нойес был давно мертв. Распад тканей уже охватил поверхность тела, и оно потеряло всякую форму, но продолжало двигаться, дергаться, дрожать на пути к полному исчезновению.

— Почему он признался? — спросила Риза. — Ведь сначала он все отрицал?

— Он показал всем: Родитису, Кравченко, что под конец нашел в себе силы для поступка.

Тело потеряло всякую форму и перестало шевелиться.

— А что это признание может дать? — спросила Риза.

Марк медленно кивнул.

— Голосовая экспертиза докажет, что говорил действительно Нойес. Запись покажет, что он чуть не стал зомби, затем взял верх, рассказал свою историю и покончил с собой. Его истории будет достаточно, чтобы убедить квесторов провести ментоскопирование Родитиса.

— А зачем?

— Его личность удалят, — сказал Кауфман. Почему-то он не ощущал радости от победы. Он еще раз посмотрел на разлитую на полу мерзкую жижу и пошел звонить квесторам.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Был июнь. Начался сезон жары, и даже мощности Контроля погоды не могли с ней справиться. Многие уехали в более прохладные регионы. Риза оставалась в Нью-Йорке. Суд над Джоном Родитисом закончился, и теперь ей предстояло множество дел.

Родитис был признан виновным. Запись с признаниями Нойеса вынудила квесторат потребовать его ментоскопирования. Адвокаты Родитиса затягивали процесс, основываясь на древнем конституционном принципе презумпции невиновности, но необходимость ментоскопирования была твердо доказана, и Родитис подвергся этой процедуре. После этого его участие в убийстве Мартина Сент-Джона стало неоспоримым.

Тактика защиты изменилась. Теперь адвокаты уверяли, что хотя Родитис и Нойес договорились уничтожить тело Сент-Джона, но от этого никто не пострадал, так как обладателем тела был не Сент-Джон. Единственным владельцем тела была личность Пола Кауфмана, который был официально мертв.

Это был тонкий вопрос, который дал юристам из квестората возможность изрядно поупражняться в вопросах юриспруденции. Для Сантоликвидо это был тоже щекотливый вопрос, так как именно он нес ответственность за создание легального зомби. В конце концов, Родитис был признан виновным, хотя формулировка обвинения была заменена с умышленного убийства на антисоциальный поступок первой степени. После признания Родитиса виновным был оглашен следующий приговор:

1) снятие гражданства и гражданских привилегий;

2) уничтожение всех записей Родитиса в Институте Шеффлинга;

3) удаление всех дополнительных личностей Родитиса и их возвращение в банк душ для последующего независимого распределения;

4) пять лет исправительной терапии, включая полную переориентацию личности с целью устранения агрессивных наклонностей.

— Ему конец, — сказал Марк Кауфман своей дочери, когда приговор был зачитан. — После терапии от него ничего не останется — он будет вежливым, любезным, у него не будет ни цели, ни предназначения. Приятное ничто. Пустышка вместо человека.

— Мне это кажется потерей, — сказала Риза. — Столько энергии выброшено впустую.

— Он слишком опасен, чтобы оставить его как есть, Риза. Признаю, в нем было величие, но его амбиции не связывал моральный