Комендант остолбенел, на глазах усох, засуетился и, дрожащим голосом бормоча извинения, повел начальство в бункер.

– Я не заметил, господин полковник… темно… конечно, вы имеете право, но нам приказано никого… Вы потом доложите командованию, что исполняли обязанности… Сюда, теперь сюда, не упадите, здесь комингс, высоко… пшел вон! Извините, это не вам, естественно…

Прежде, чем войти, Абдулхарун оглянулся, и ему показалось, что к тюрьме со всех сторон бегут вооруженные охранники.

Сонин проснулся от неясного предчувствия надвигающейся беды. Несколько секунд он лежал, не открывая глаз, прислушивался к далекому шуму: голос, тяжелые шаги, лязг металла. Рывком сел.

По коридору бункера шли люди, остановились рядом, у соседней камеры. Короткие, лязгавшие металлом, - не разберешь, что говорят, - слова приказа. Звон сигнализации. Звук открывающейся двери… Что они делают? Стоп! Ведь где-то рядом в камере Климов и Лозински! Неужели пришли за ними?

Сонин напряг мышцы и, оглянувшись на спящего Боримира, бессильно опустился на пол.

Если бы он был один!.. С этими охранниками не надо было бы церемониться, интеллект их не превышал интеллекта крокодила, и тогда - сила на силу, грубость на грубость и ярость на ярость! Но если твоя сила нужна не только тебе и вынуждена сражаться с подлостью… если твой гнев, глубоко упрятанный гнев, натыкается всюду на равнодушное любопытство (бывает и такое!)… если твое возмущение тонет в ничем не потревоженной амебной тупости тюремщиков, количество желаний которых не превышает число естественных человеческих отправлений… если, если… вот тогда ты действительно бессилен. Все равно что мертв.

Дверь с отчетливым хрустом скользнула в сторону. Сонин зажмурился от брызнувшего желтого света, но тут же открыл глаза. Перед камерой стояли люди. Один из них, настоящий гигант, подстать Сонину, выделялся великолепным мундиром и тем особенным выражением глаз, которое выдает в человеке бойца и командира. Несколько мгновений они стояли друг против друга, потом гигант отступил назад и махнул рукой, приглашая к выходу.

Сонин взял спящего Боримира на руки, вышел в коридор, быстро повернул голову налево и встретил спокойный взгляд Климова, под руку поддерживающего забинтованного Лозински.

– Привет, - прохрипел Лозински, пытаясь улыбнуться одной стороной лица. - Живем?

– Живем, живем, - сказал Климов.- Не разговаривай, тебе еще вредно,

От врачей, приходивших к ним с крейсера, Сонин знал, что у Лозински был шок от контузии, травма головы плюс потеря крови, но вернуть его на крейсер тюремщики отказались, не подыскав даже серьезной мотивировки своим действиям.

Они вылезли из подземного бункера на поверхность и окунулись в ночь, поеживаясь от холода. Рассеянный свет фонарей какой-то громадной, бронированной машины возле бункера почти ничего не позволял разглядеть, только обозначил вход в нее, похожий на распахнутый зев апокалиптического зверя.

У входа с кормы задержались. На освещенное место вбежал человек в чалме и сером мундире, отчаянно жестикулируя, стал чтото доказывать золотопогонному великану. Тот легонько отодвинул говорившего и снова махнул рукой - вперед!

Странность происходящего все больше заинтересовывала Сонина, насторожила и Климова. Сопровождавшие гиганта люди стали быстро и настойчиво подталкивать их к бронемашине, заставили влезть на броню и протиснуться в люк. Уже высунув голову наружу, Сонин увидел, как серый охранник отскочил в сторону, и тут же недалеко и пугающе громко взвыла сирена.

Гигант рявкнул что-то неслышимое из-за пронзительного воя, в два прыжка вскочил в машину, впихнул в люк спутников и нырнул туда сам. Он едва успел закрыть люк, как борт машины отозвался дробным звонким грохотом - по ним стреляли!

– Похоже, нас похитили! - прокричал Сонин в кабине машины на ухо Климову,

– Я догадался. Знать бы - друзья или враги.

Спасатели переглянулись, хорошо понимая друг друга.

– Посмотрим. От пятерых уйти легче, чем от охраны тюрьмы. Кулаки чешутся.

– У меня тоже.

Бронированный вездеход уже с ревом мчался куда-то в темноту, не включая прожекторов, со скрежетом продрался сквозь проволочное ограждение базы, свалил вышку с пулеметом. Неясные тени прочерчивали дуги по сторонам, их бросало и раскачивало, как в шторм. Там, откуда они так неожиданно бежали, в небо вонзались столбы света и частые строчки несущихся цветных огоньков. Охрана тюрьмы палила в ночь изо всех стволов. Космолетчики сидели на полу кабины, зажатые между какимито стойками, ребрами и ящиками, вдыхая забытые запахи солярки, металла, масел и пластмасс. Вездеход рычал, ревел, сотрясался и несся вперед, как пуля после выстрела в темноту.

Спустя несколько минут могучий командир похитителей, сидевший на жестком сидении у трубы перископа, оглянулся, что-то проговорил соседу справа, колдующему над рацией, потом встал и пробрался к спасенным. Нагнувшись, положил руку на плечо Климова и указал на свободное сидение. При этом он улыбнулся, и хотя в кабине было темно, а мимика аборигенов все же отличалась от мимики "настоящих" землян, Сонин все же понял, что улыбка у гиганта добрая. Он помог Климову перенести на сидение Лозински, устроил сгоравшего от любопытства юного Данича возле сидения водителя и в свою очередь стал рассматривать великана.

Тот, покосившись на офицера рядом, ткнул себя пальцем в грудь:

– Фарид Гордоншах.

Сонин усмехнулся, потому что его явно приняли за главного в их четверке. Климов тоже это понял, но лишь подмигнул Сонину, не желая вмешиваться в диалог.

– Веня Сонин, - представился тот. - Это Назар Климов, руководитель десанта. Раненый - Питер Лозински, командир звездолета, малыш - Боримир Данич.

Гигант оглянулся на сопровождавших его военных, что-то сказал, разведя руками. Сонин уловил знакомые слова, но смысл фразы не понял. Зато поняли Лозински и Данич: Питер засмеялся хрипло, а Боримир сказал тонким голоском:

– Они думают, что мы считаем, будто они все - убийцы и везут нас на наши похороны.

Громадный предводитель команды похитителей перестал улыбаться, с недоумением посмотрел на Данича.

– Скажи ему, Боримир, что мы принимаем их за тех, кто они есть, - сказал Климов. - Пусть делают свое дело. Будет нужна наша помощь - пусть попросят вовремя.

– В таком объеме я их языка не знаю, но попробую. - Мальчик с серьезным лицом обратился к Гордоншаху на смеси английского и фарси. Тот выслушал, пребывая в явной растерянности, и, вытерев пот со лба, коротко сказал:

– Хайр!

Его товарищ с унылой физиономией вдруг засмеялся, уловив неведомый космолетчикам юмор ситуации. Но тут один из водителей вездехода поманил Гордоншаха, тот вернулся на свое сидение.

Ночь кончалась. Слева по ходу движения над горизонтом проступила серая полоса, расширявшаяся с каждой минутой. Небо над головой утратило антрацитовую черноту и распалось на клочковатую пятнистую пелену.