Тит был шокирован происшедшим — подобные зверства могли привести к тому, что остальные мирные жители перестали бы сдаваться римлянам. Он выступил с речью перед своими войсками и пообещал казнить любого, кто будет уличен в подобном преступлении. Однако ни один из виновных так и не был найден. Несмотря на предупреждение Тита, мечта о спрятанном золоте привела к очередным зверским убийствам, которые совершались, когда поблизости не было старших офицеров.

После завершения линии контрвалации римляне стали строить новые насыпи напротив крепости Антония. Материалов не хватало, и солдат отправляли за 11 миль для поиска деревьев. Новые пандусы сооружались в течение двадцати одного дня, и работа снова осложнялась постоянными вылазками защитников города. Однако когда Иоанн повел своих людей, чтобы поджечь готовые конструкции, то обнаружилось, что римские войска тщательно охраняют эти позиции при поддержке лучников и «скорпионов».

Новая вылазка была организована плохо, и решительная атака не состоялась. Тараны были готовы наносить удары по стенам крепости Антония, «артиллерия» вела заградительный огонь, отгоняя защитников. Часть легионеров сформировала «черепаху», и они попытались выломать камни из стены с помощью ломов.

После целого дня общих усилий римлянам не удалось добиться особого прогресса, но все изменилось ночью, когда крепость Антония, ослабленная туннелями, выкопанными ранее людьми Иоанна, неожиданно рухнула. К изумлению римлян в башне-крепости образовалась массивная брешь. Зелоты предвидели подобное развитие событий и спешно построили за башней новую стену, чтобы перекрыть путь, который вел прямо ко двору храма. Большая башня, обрушившись, засыпала стену камнями, благодаря чему теперь было сравнительно легко на нее взобраться.

Однако римские войска не выразили желания штурмовать эти импровизированные укрепления, даже несмотря на ободряющую речь Тита, в которой он сулил награды тем, кто первым взберется на стену. На этот призыв откликнулась только дюжина солдат вспомогательных войск под руководством сирийца по имени Сабин. Этот смуглый и сухощавый, внешне совершенно не похожий на солдата человек крикнул наблюдавшему за ним полководцу, что он готов за него умереть, и пошел в атаку. Но Сабин был убит вместе с тремя своими товарищами. Все оставшиеся были ранены, но смогли вернуться обратно к своим.

Другие воины не выразили ни малейшего желания следовать примеру этих храбрецов. Однако двумя ночами позже группа из двадцати легионеров, дежурившая на аванпосту, к которой присоединились знаменосец (signifer), трубач и два кавалериста вспомогательных войск, по своей собственной инициативе взобралась на вражескую стену. Убив или заставив отступить иудейских часовых, они велели трубачу протрубить сигнал.

Насколько мы можем судить, никто из старших командиров не приказывал совершать этот подвиг. Эти солдаты по собственной инициативе попытались завоевать славу и награды. Несмотря на это, Тит быстро узнал, что произошло, и сформировал отряд для захвата опорного пункта. Стараясь развить успех, он послал своих солдат на двор Храма, к которому теперь открылся проход. Завязался яростный бой, ибо мятежники намеревались отстоять свою святыню.

В темноте лидерам было трудно руководить ходом сражения, но римлян оттеснили лишь после того, как миновала большая часть следующего дня. Во время боя вифинский центурион по имени Юлиан в одиночку устремился вперед по двору Храма, отогнав защитников, но ему не удалось увлечь за собой римских солдат. В конце концов, он в своих башмаках (caligue), подбитых гвоздями с большими шляпками, поскользнулся на гладких плитках, был окружен толпой мятежников и изрублен на куски. Скорее всего, эти истории о героических смертях, столь похожие на случаи, которыми Цезарь расцвечивал свои мемуары, стараясь смягчить впечатление от понесенных поражений, имелись в собственных «Заметках» Тита. Иосиф утверждает, что лично ознакомился с этими записями.

К новому штурму Храма готовились лучше, чем к первому, и Тит приказал уничтожить остатки крепости Антония и создать из обломков насыпь, ведущую прямо во двор. Римский полководец также отправил Иосифа к Иоанну Гискальскому с официальным вызовом выйти на поединок. Этот ход отчасти ставил целью убедить мирное население города в том, что оно страдает исключительно по вине радикальных лидеров, но, возможно, Тит хотел подбодрить своих воинов, внушив им мысль, что враг боится сразиться с ними в честном бою. Горожане (особенно аристократы) бежали к римлянам теперь всякий раз, как только появлялась возможность проскользнуть мимо стражи, выставленной повстанцами.

Через несколько дней Тит сформировал специальный штурмовой отряд, для которого отобрали по тридцать самых храбрых легионеров из каждой центурии, и во главе каждой тысячи поставили трибуна. Общее командование было поручено легату Цериалису. Сделав ставку на отборные части, Тит надеялся, что гордость заставит их сражаться еще упорнее, чтобы подтвердить правильность сделанного выбора.

Атака началась ночью. За ней наблюдал Тит с уцелевшей башенки крепости Антония. Иосиф утверждает, что офицерам пришлось удерживать молодого полководца, который лично хотел возглавить штурмующий отряд, как он это делал прежде во время осад. Каждый командующий сталкивался с трудным выбором: он мог остаться сзади, где будет трудно рассмотреть, что происходит в первых рядах и еще труднее повлиять на ход боя, или же возглавить атаку, рискуя попасть в плен или быть убитым.

В 67 г. Веспасиан во время штурма Гамалы, раздраженный неудачами, лично решил идти в город со своими сингуляриями. Когда, мятежники обратили римлян в бегство, Веспасиан оказался отрезанным от своих и был ранен в ногу прежде чем смог вырваться с охраной из окружения. В Иерусалиме Тит, обращаясь к солдатам, подчеркнул, что остается сзади лишь для того, чтобы лучше наблюдать за поведением каждого солдата в отдельности.

Атака поначалу ошеломила защитников, но они быстро пришли в себя, а когда бой переместился на широкий двор Храма, численность защитников еще возросла. Бой, начавшийся ночью, продолжался на следующий день, и ни одна из сторон не могла получить заметного преимущества. Большая часть двора осталась в руках иудеев. Но так не могло продолжаться долго. В течение семи дней римляне построили дорогу через руины крепости Антония. Это позволило атакующим легче вводить в бой свежие войска.

Справившись с этой задачей, солдаты принялись сооружать насыпи, чтобы перед первой стеной можно было установить тараны, хотя древесину, требующуюся для этого, приходилось везти более двенадцати с половиной миль. На некоторое время атаки прекратились, но мелкие ежедневные стычки и набеги продолжались. В такой ситуации самым сложным оказалось поддерживать дисциплину. Многие кавалеристы, занимаясь поиском фуража, бросали своих лошадей на произвол судьбы, и их воровали осажденные. Тит приказал казнить одного кавалериста, потерявшего таким образом свою лошадь, чтобы заставить других быть внимательнее.

В городе в результате блокады почти не осталось продовольствия, поэтому Иоанн с Симоном объединили силы, чтобы предпринять решительную атаку на лагерь X легиона на Масличной горе, надеясь прорвать римский фронт в этом месте. После очень упорного сражения их атака была отбита, и римская кавалерия стала теснить мятежников в долину. Во время этого сражения всадник вспомогательных войск врезался на полном скаку в гущу бегущих врагов и схватил одного за лодыжку. Седло с четырьмя луками, используемое римлянами, было очень надежным, но тем не менее этот поступок свидетельствовал о значительной силе и презрении к врагу. Всадник притащил свою добычу к Титу. Солдата похвалили, а его пленника распяли на виду у защитников города. Во время осады римские легионеры любили «забавляться», приколачивая жертвы к крестам в различных нелепых позах.