я обратился к Г. А. Софронову с вопросом, как он отнесется к тому, если Институт онкологии снова обратится с ходатайством о выделении вакансии члена-корреспондента для меня. Он горячо поддер-жал эту идею и даже попросил заранее подготовить все необходимые бумаги, присовокупив к ним копии писем-ходатайств Н. П. Напалкова, К. П. Хансона и В. Ф. Семиглазова, которые у меня сохранились, что и было сделано.

В конце 2011 года сложилась необычная ситуация – практически в одно время предстояли выборы в РАН и РАМН. 17 августа 2011 года в газете «Поиск» было опубликовано объявление о выборах в РАН. До этого выборы состоялись лишь в 2006 году, когда я предпринял первую попытку баллотироваться. В тот год, как мне рассказали, я вышел во второй тур голосования и для избрания мне не хватило двух или трех голосов. Весной 2011 года в РАН было соз-дано новое Отделение физиологии и фундаментальной медицины (ОФФМ), отделившееся от Отделения биологических наук (ОБН). В ОФФМ создали две секции – физиологии и фундаментальной медицины. В последней состоят, главным образом, директора крупнейших клинических институтов – от Е. И. Чазова, А. И. Воробьёва и М. И. Давыдова до И. И. Дедова и Ю. С. Сидоренко. В секцию физиологии входят не только директора академических институтов физиологического профиля, но и известные ученые. Мне всегда представлялось очевидным, что репутация ученого определяется вовсе не званиями и наградами, а его реальным вкладом в науку. В секции физиологии ученых, с именем которых можно было связать то или иное научное направление, – безусловное большинство.

В объявлении было указано, что по специальности «физиология» выделено три вакансии членов-корреспондентов; по специальностям «физиология клетки» и «физиология эндокринной системы» – по одной вакансии. Я узнал о предстоящих выборах 20 июня в Интернете, так как «Поиск» в Петербург приходил всегда на неделю позже, чем в Москву. 21 июня в нашем Институте должно было состояться последнее перед отпускным периодом заседание Ученого совета, на котором еще можно было пройти процедуру тайного голосования по выдвижению кандидатуры претендента на вакансию. Я позвонил Г. А. Софронову, который в ответ на мой вопрос, могу ли я подать документы также и в РАН, заверил, что одно другому не мешает.

Нужно сказать, что новый директор Института онкологии профессор А. М. Беляев, к которому я обратился, попросив Институт выдвинуть меня кандидатом на объявленную вакансию, без лишних слов поддержал мое выдвижение. Благодаря компьютеру у меня сохранились все заготовки для нужных бумаг с выборов 2006 года, 21 июня наш Учёный совет практически единогласно (24 – за, один недействительный, против – нет) выдвинул мою кандидатуру на вакансию члена-корреспондента РАН по «физиологии».

1 сентября 2011 года, День знаний. Стало известно, что накануне было заседание президиума СЗО РАМН. Выделили четыре места академиков и семь вакансий членов-корреспондентов, среди которых специальностей «онкология» или «геронтология» не было. Сказали, что кандидатуры тех, кто подал документы на баллотировку в РАН, даже не рассматривали. Может быть, это и правильно.

19 декабря 2011 года, накануне открытия сессии Общего собрания РАН, состоялось заседание секции физиологии ОФФМ РАН. Я работал в своем кабинете в лаборатории, когда примерно в 14 часов раздался телефонный звонок. Некто с пафосом в голосе спросил, может ли он поговорить с членом-корреспондентом РАН Владимиром Николаевичем Анисимовым? Я растерянно ответил, что Анисимов у телефона, но не член-корреспондент… «Член, член, поздравляем с избранием, – уже знакомым голосом сказал Святослав Иосифович Сороко. – Вас только что избрали». Так я узнал о своем избрании в РАН.

С избранием меня тепло поздравили сотрудники нашей лаборатории, коллеги и друзья по Институту и Геронтологическому обществу, дирекция Института. Объявляя на утренней конференции об этом событии, заместитель директора А. М. Щербаков даже отметил, что это второй случай в истории Института, когда его сотрудник избирался в «большую» Академию (как называли АН СССР, ставшую затем РАН, в отличие от Академии медицинских наук – АМН СССР, ставшей РАМН). В 1939 году был избран членом-корреспондентом АН СССР Н. Н. Петров – основоположник отечественной онкологии и основатель нашего Института. И вот, спустя 72 года, членом-корреспондентом РАН избран В. Н. Анисимов. Щербаков ещё что-то говорил хорошее обо мне. Но мне-то точно было известно, что обязан избранию в Академию исключительно старинному креслу мореного дуба, на котором сидели и очень много работали член-корреспондент АН СССР и академик АМН СССР Н. Н. Петров, академик РАМН Н. П. Напалков, выдвигавшийся в члены-корреспонденты РАМН и только по недоразумению не ставший им К. М. Пожарисский и последние четверть века – ваш покорный слуга.

Точка невозврата?

III Съезд геронтологов и гериатров России состоялся в Новосибирске с 24 по 27 октября 2012 года. Мы с И. А. Виноградовой прилетели в Новосибирск на сутки раньше – хотелось посмотреть новый барьерный виварий, построенный при Институте цитологии и генетики СО РАН в знаменитом Академгородке. Там же мне предстояло прочитать публичную лекцию, о чём мы заранее списались с профессором Натальей Гориславовной Колосовой. Виварий превзошёл мои ожидания: всё оборудование было самое новейшее, клетки с индивидуальной вентиляцией, стерильный блок для бестимусных мышей, компьютерный томограф для лабораторных животных вызывали восхищение и, признаюсь, зависть – нам бы такой виварий! Водивший нас заведующий был явно доволен произведенным впечатлением. Мне показалось, что виварий еще не загружен на полную мощность, и я поинтересовался планами его использования, в частности для доклинических испытаний новых лекарственных препаратов. В огромной стране за последние двадцать лет почти под корень извели всю фармацевтическую промышленность, и её возрождение немыслимо без наличия сертифицированных по международным требованиям вивариев.

– Это мы сможем делать, если будут заказы от фирм, – последовал меланхоличный ответ.

– А есть ли специалисты по таким испытаниям?

– Подготовим, если понадобятся.

«Не очень убедительно. Такой опыт нарабатывается десятилетиями», – подумал я и еще раз порадовался за новосибирцев, что у них такой замечательный виварий.

Актовый зал Института цитологии и генетики СО РАН, вмещавший около трёхсот человек, был переполнен. Надеюсь, привлекло название лекции: «Утехи геронтологии, или Есть ли у нас средство от старости?». Собственно, первоначально лекцию я назвал как обычно: «Современные представления о природе старения», но Наталья Гориславовна передала мне просьбу руководителей лектория дать более привлекательное название. Говорил я почти полтора часа. Ещё минут сорок заняли ответы на вопросы. После лекции нас принял директор института академик Н. А. Колчанов, однокурсник А. А. Романюхи. Затем поехали ужинать домой к Н. Г. Колосовой, познакомились с её симпатичным мужем-математиком и дочерью. Нашлась гитара, даже немного попели. Пожалуй, этот день был самым приятным за всю поездку.

Сам же съезд в Новосибирске оставил ощущение полного дежавю… Минздрав и РАМН убедительнейшим образом продемонстрировали свое отношение к геронтологии, не прислав на съезд ни одного представителя, хотя бы чиновника в ранге директора департамента. Как тут не вспомнить ответ в то время (октябрь 2010 года) министра здравоохранения