При дворе Этельберта миссионеры быстро приступили к работе при помощи переводчиков, предоставленных франками. Через два года Григорий Великий наконец получил вести от своих посланцев. Они были превосходными. По словам Августина, счет обращенных шел на тысячи, и сам король Этельберт подавал знаки, позволявшие предсказать, что он скоро крестится. Папа немедленно решил отблагодарить Брунгильду за сотрудничество с английской миссией. Она лично получила римские реликвии, и, действуя с более дальним политическим прицелом, Рим согласился возобновить переговоры о предоставлении Сиагрию Отёнскому паллия.

В 601 г. Григорий Великий отправил в Англию новую группу монахов. Она должна была усилить группу Августина в Кенте и сделать ее достаточно многочисленной, чтобы распространять христианство в других англосаксонских королевствах. Совершенно естественно, что папа снова попросил Брунгильду оказать материальную помощь. Дальнейший ход английской миссии позволяет также понять, что Regnum Francorum должен был служить и убежищем для евангелизаторов в случае сопротивления со стороны язычников.

Какую выгоду находила Брунгильда в том, чтобы помогать Григорию Великому в его дерзкой, но в конечном счете успешной попытке обратить Англию? В каждом из писем папа утверждает: он верит, что королева старается ради собственного спасения. В конце концов, почему бы нет? Епископы непрестанно напоминали: у мирских властителей есть много поводов грешить, связанных с их функциями, но их власть также дает им возможность творить больше добра, чем способен кто-либо. Уже в конце 590-х гг. Брунгильда была в глазах современников очень старой женщиной, которая готовится со дня на день предстать перед Создателем. В глазах изощренной бухгалтерии загробного мира усилия, которые она делала ради спасения душ англов, могли бы позволить ей компенсировать свои грехи.

Конечно, всегда приятней делать то, что является добром в глазах Бога, когда извлекаешь из этого непосредственную выгоду. А ведь, предоставляя материальную и дипломатическую поддержку миссионерам, Брунгильда давала франкской династии возможность усиливать влияние на королей Британии. И в течение первых трех четвертей VII в. англосаксонские дворы будут находиться в сильной религиозной, культурной и иногда политической зависимости от меровингского континента. Кроме того, оказав покровительство Августину и его спутникам, Брунгильда сделала Григория Великого своим должником, что позволило ей уравновесить свой отказ созывать национальный собор.

Монахи, которых Григорий Великий отправил в Англию в 596 г., жили по уставу святого Бенедикта. Однако к тому времени они одни в Западной Европе повиновались наставлениям этого малоизвестного италийского аббата, жившего в первой половине VI в. Успех английской миссии и благосклонность папы со временем обеспечили триумф бенедиктинской модели. Но в царствование Брунгильды еще ничто не было решено, и монахи, равно как и прочие христиане, испытывали неопределенность, характерную для эпохи реформ.

Традиционное галльское монашество

Королевство, которое занимали франки, было с давних пор землей монашества. С конца IV в. подвиги отцов церкви из египетских пустынь вдохновляли их подражателей в Галлии, и великие местные деятели, как святой Мартин Турский, приняли участие в насаждении восточной модели. Тем не менее галльские монахи существенно отличались от восточных собратьев, хотя бы социальным происхождением. Если пустыни Фиваиды и Сирии заселили по преимуществу простые люди, часто неграмотные, то на Западе в монахи шли скорей представители высших слоев общества. Так, в течение V в. в Аквитании, в Провансе и в Юре многие аристократы превращали свои виллы в монастыри и приглашали туда отдельных друзей, чтобы вести благочестивый образ жизни, по преимуществу по умеренным правилам общежительства. Многие из этих людей были интеллектуалами. Они искали Бога с помощью аскезы и молитвы, но также с помощью литературы и богословских умозрений. Однако им приходилось бороться с гордыней — грехом, присущим всякой элите. Поэтому их уход от мира сопровождался отказом от почестей. По этой причине большинство галльских монахов предпочитало не принимать рукоположения, пусть даже в каждой общине нередко можно было найти нескольких священников.

В V в. самой характерной для этого раннего монашества обителью был монастырь Лерен на острове в районе Канн. Особы высокого происхождения жили там в состоянии непрестанной духовной лихорадки, рискуя впасть в ересь или, что бывало чаще, умереть от истощения вследствие того, что подвергали себя чрезмерным лишениям. Но престиж Лерена был огромен, и галльские города часто предлагали его монахам епископские посты на континенте. В ответ святые из Лерена после многих стонов иногда соглашались пожертвовать собой и вновь погрузиться в треволнения мира.

Во времена Брунгильды это раннее течение начало иссякать. Виной тому были не кризис традиционных центров или отсутствие пополнения. Напротив, такого количества монахов в Галлии еще никогда не было. Некоторые монастыри даже считали, что подобный наплыв ставит под угрозу экономическое выживание обителей, и Брунгильде приходилось идти на существенные уменьшения налогового бремени для некоторых общин, особенно в Оверни. Скажем так: рьяный энтузиазм первых времен исчез, и духовный поиск выродился в карьеризм. Почти повсюду аббаты в конечном счете написали уставы, которые указывали, как монахам вести себя, и гарантировали им спасение, если те будут придерживаться этих правил. По большей части монастыри теперь довольствовались этим благочестивым, но остепенившимся образом жизни, порой позволяя себе неслыханный прежде комфорт. Так, в монастырях Прованса VI в. ели досыта, к великому возмущению сторонников самых консервативных нравов. Галльское монашество, которое до тех пор было передовым движением, погружалось в рутину.

Естественно, менее элитарный путь привлекал меньше оригинальных личностей. Пусть даже в 590-е гг. патриций Динамий писал, что Лерен — по прежнему «райские врата», но это выражение больше напоминало рекламный слоган для изысканного заведения на Ривьере, чем призыв покинуть суетный мир. Впрочем, Брунгильда, похоже, воспринимала большинство монастырей как прибежища отставных аристократов, более склонных к интригам, чем к мистике. Она как будто с подозрением относилась даже к монастырю святого Маврикия в Агоне, слишком активно поддерживавшему интересы заюрцев и поэтому даже опасному. Во всяком случае один из его монахов, Амат, имел связи с людьми, определенно не принадлежавшими к друзьям королевы.[162] Что касается Лерена, то Брунгильда использовала его как престижную транзитную гостиницу для официальных лиц по дороге в Рим.

Отношение населения Галлии к монастырям как будто подтверждало, что последние переживают духовный упадок. В частности, города уже редко обращались к элите монахов, чтобы приобрести служителей для своих соборов. Новая аристократия тоже чутко прислушивалась к модным веяниям. Так, в начале VII в. два знатных австразийца, Ромарих и Арнульф, собрались было удалиться в монастырь в Лерене. По размышлении они предпочли отказаться от этой мысли, чтобы найти заведение более динамичное и, возможно, менее тесно связанное с окружением Брунгильды.