отнюдь не последнее путешествие Александра Сергеевича по России. Еще не раз ему придется отправиться в путь, как он пишет в «Путешествии из Москвы в Петербург», прихватив с собой «вместо пирогов и холодной телятины… книгою, понадеясь довольно легкомысленно на трактиры и боясь разговоров с почтовыми товарищами».

Случилось ему как-то ехать по тому же маршруту – из Москвы в Петербург – вместе с Александром Николаевичам Вульфом и тот оставил такие воспоминания: «Путешествие мое в Петербург с Пушкиным было довольно приятно, довольно скоро и благополучно, исключая некоторых прижимок от ямщиков. Мы понадеялись на честность их, не брали подорожной, а этим они хотели пользоваться, чтобы взять с нас более. На станциях, во время перепрягания лошадей, играли мы в шахматы, а дорогою говорили про современные отечественные события, про литературу, про женщин, любовь и пр. – Пользовавшись всем достопримечательным по дороге от Торжка до Петербурга, т. е. купив в Валдае баранков (крендели небольшие) у дешевых красавиц, торгующих ими, в Вышнем Волочке завтракали мы свежими сельдями, а на станции Яжелбицах ухою из прекраснейших форелей, единственных почти в России; приехали мы на третий день вечером в Петербург прямо к Андриё (где обедают все люди лучшего тону). Вкусный обед, нам еще более показавшийся таким после трехдневного путешествия, в продолжение которого, несмотря на все, мы порядочно не ели, запили мы каким-то, не помню, новым родом шампанского (Bourgogne mousseux[137], которое одно только месяц назад там пили, уже потеряло славу у его гастрономов). Я остановился у Пушкина в Демутовой гостинице, где он всегда живет, несмотря на то, что его постоянное пребывание – Петербург».

А во время путешествия «по-пугачевским местам» Пушкин подкреплялся холодными рябчиками и жаловался на то, что приходится делить их со слугой. Казаки в Уральске кормили его свежей икрой, Одоевский и Соболевский посылают в Оренбург просьбы «Привези-ко сушеных стерлядей; это очень хорошо; да и балыков не мешало б. Все это завязать в рогожу в подвязать под коляску; нет никакой помехи».

Кажется, Пушкин так и не привез в Петербург уральских стерлядей. А его лицейский приятель Кюхелбеккер, ссыльный декабрист, отправившийся не по своей воле на Байкал, рассказывал другу в письме о другом сибирском деликатесе— «воньком омуле»: «…вчера в лесу, когда предложили мне вместо обеда соленых омулей, несколько, как говорят здесь, воньких: от них чуть, было, не сорвало с души; но, протаскав целое утро бревна и доски, я устал, проголодался и – вообрази – съел целого омуля. Так-то наконец и нравы здешние придутся же мне по зубам». Кстати, деликатесом этим до сих пор можно угоститься в Иркутске.

А о другой неожиданной дорожной встрече рассказывает Константин Иванович Савостьянов, познакомившийся в поэтом еще в Тифлисе (один из тех молодых людей, который когда-то устраивал для Пушкина ужин в восточном стиле на берегу Куры). Судьба снова заставила их встретиться в пути. Вот рассказ Савостьянова: «Отец мой и я ехали через Нижегородскую губернию. На одной станции, по пути от Арзамаса до Лукоянова, в селе Шат-ках, отец мой, во время смены лошадей, вошел в станционную избу позавтракать, а я, не совсем еще освобожденный от слабости вследствие только что перенесенной желудочной болезни[138], остался в карете. Когда отец вошел в станционную избу, то тотчас обратил внимание на ходившего там из угла в угол господина. Это был Пушкин. Ходил он задумчиво, наконец позвал хозяйку и спросил у нее чего-нибудь пообедать, вероятно, ожидая найти порядочные кушанья по примеру некоторых станционных домов на больших трактах. Хозяйка, простая крестьянская баба, с хладнокровием отвечала ему: “У нас ничего не готовили сегодня, барин”. Пушкин все-таки, имея лучшее мнение о станционном дворе, спросил подать хоть щей да каши. “Батюшка, и этого нет, ныне постный день, я ничего не стряпала, кроме холодной похлебки”. Пушкин, раздосадованный вторичным отказом бабы, остановился у окна и ворчал сам с собою: “Вот я всегда бываю так наказан, черт возьми! Сколько раз я давал себе слово запасаться в дорогу какой-нибудь провизией, и вечно забывал и часто голодал, как собака». В это время отец мой приказал принести из кареты свой дорожный завтрак и вина и предложил Пушкину разделить с ним дорожный завтрак. Пушкин с радостью, по внушению сильным аппетитом, тотчас воспользовался предложением отца и скоро удовлетворил своему голоду, и когда, в заключение, запивал вином соленые кушанья, то просил моего отца хоть сказать ему, кого он обязан поблагодарить за такой вкусный завтрак, чтобы выпить за его здоровье дорожною флягою вина. Когда отец сказал ему свою фамилию, то он тотчас спросил, не родня ли я ему, назвавши меня по имени, и когда он узнал, что я сын его и что я сижу в карете, то с этим словом послано было за мною.

Отец мой прислал непременно звать меня войти в избу для какой-то особенной надобности. Едва я отворил дверь станционного приюта, весьма некрасивого, как Пушкин бросился мне на шею, и мы крепко обнялись после долгой разлуки».

Чем угощал Пушкина Савостьянов-старший мы не знаем, а вот «холодная похлебка», которую готовила в постный день хозяйка – это, скорее всего, тюря, простейший хлебный суп с квасом и луком.

Тюря

Накрошить хлебного мякиша очень мелко и перетереть с маслом ореховым, уксусом, и мелко искрошенным луком. Дать постоять накрывши, потом разведши квасом и подать на стол.

А вот еще одна Пушкинская дорожная история в пересказе графа Вяземского: «В одно из своих странствований по России Пушкин остановился обедать на почтовой станции в какой-то деревне. Во время обеда является барышня очень приличной наружности. Она говорит ему, что, узнав случайно о проезде великого нашего поэта, не могла удержаться от желания познакомиться с ним, отпуская различные приветствия, похвальные и восторженные. Пушкин слушает их с удовольствием и сам с нею любезничает. На прощанье барышня подает ему вязанный ею кошелек и просит принять его на память о неожиданной их встрече. После обеда Пушкин садится опять в коляску; но не успел он еще выехать из селения, как догоняет его кучер верхом, останавливает коляску и говорит Пушкину, что барышня просит его заплатить ей десять рублей за