вопросу о методах и средствах борьбы Ульянов возвращается во всех программных статьях. «Редакторы «Раб. мысли», — пишет он, — относят к рабочему социализму только такой, который достигается мирным путем, исключая путь революционный… Рабочий класс предпочел бы, конечно, мирно взять в свои руки власть… Но отказываться от революционного захвата власти было бы со стороны пролетариата, и с теоретической и с практической-политической точки зрения, безрассудством… Очень вероятно — даже наиболее вероятно, — что буржуазия не сделает мирной уступки пролетариату, а прибегнет в решительный момент к защите своих привилегий насилием. Тогда рабочему классу не остается другого пути для осуществления своей цели, кроме революции. Вот почему программа «рабочего социализма» и говорит вообще о завоевании политической власти, не определяя способа этого завоевания, ибо выбор этого способа зависит от будущего, которое с точностью мы определить не можем» 20.

Необходимо также снять из программы группы «Освобождение труда» и тезис, связывающий «победу социализма с заменой парламентаризма прямым народным законодательством…». Во-первых, как заметил Каутский, «прямое народное законодательство относится к области «государства будущего…». А во-вторых, подчеркивает Ульянов, в условиях российского абсолютизма и политической неразвитости массы населения опасность вырождения различных форм «всенародного одобрения» в демагогический «империалистический плебисцит» — слишком велика. Поэтому вполне достаточно ограничиться требованием «демократической конституции» 21.

Владимир Ильич полностью сохраняет и дополняет общедемократическую часть программы требованиями «полного равенства прав женщины с мужчиной», «прогрессивного подоходного налога», «выбора чиновников народом» и правом каждого гражданина «преследовать судом всякого чиновника», а главное — указанием «на поддержку всех борцов против абсолютизма». Русская социал-демократия, пишет он, должна поднять «общедемократическое знамя, чтобы сгруппировать вокруг себя все слои и элементы, способные бороться за политическую свободу или хотя бы только поддерживать чем бы то ни было такую борьбу».

Особое место в проектах программы, написанных им в ссылке, занимал крестьянский вопрос. Вопреки всем наветам, обвинявшим марксистов в том, что они якобы приветствуют капиталистическую «пролетаризацию» деревни, Владимир Ильич пишет: развитие капитализма действительно «само собой, естественным путем» ведет к устранению крепостнических пережитков. Но происходит это крайне медленно, а «главное «естественный путь» означает не что иное, как вымирание крестьян…». Мириться с этим социал-демократы не могут, и «рабочая партия поставила на своем знамени поддержку крестьянства… поскольку это крестьянство способно на революционную борьбу против остатков крепостничества вообще и против абсолютизма в частности».

Запугивание кошмарным «русским бунтом», столь модное в наши дни, было не менее популярным и более ста лет назад. В программе группы «Освобождение труда» было справедливо записано, что «главнейшая опора абсолютизма заключается именно в политическом безразличии и умственной отсталости крестьянства»3. Так что же — стать в один ряд с теми, кто держит деревню «в узде» и всячески препятствует самодеятельности крестьянства? Конечно нет.

В свое время, говоря о поддержке французскими крестьянами династии Бонапарта, Маркс писал: «Династия Бонапарта является представительницей не просвещения крестьянина, а его суеверия, не его рассудка, а его предрассудка, не его будущего, а его прошлого…» И это противоречие не теории, а самой жизни, ибо крестьянство отличается двойственными чертами.

Наличие революционных элементов в крестьянстве, пишет Ульянов, не подлежит ни малейшему сомнению. «Мы нисколько не преувеличиваем силы этих элементов, не забываем политической неразвитости и темноты крестьян, нисколько не стираем разницы между «русским бунтом, бессмысленным и беспощадным», и революционной борьбой… Но из всего этого следует только то, что… рабочая партия не может, не нарушая основных заветов марксизма и не совершая громадной политической ошибки, пройти мимо тех революционных элементов, которые есть в крестьянстве, не оказать поддержки этим элементам… Вопрос о том, как именно и с какой силой проявят себя эти элементы крестьянства, решит история» 22.

Поэтому, в отличие от прежних работ, где говорилось о национализации и передаче крестьянам всей помещичьей земли, Владимир Ильич предлагает снять из программы конкретные «указания на форму крестьянского землевладения», предоставив решение этих вопросов самим крестьянам. Это «потребует всестороннего рассмотрения местных условий местными выборными, крестьянскими комитетами, — в противовес тем дворянским комитетам, которые совершали свой «законный» грабеж в 60-х годах… Это был бы именно «радикальный пересмотр аграрных отношений», о котором говорит программа группы «Освобождение труда» 23.

Формулируя столь осторожно свою позицию, Ульянов отнюдь не отказывался от прежней своей мысли о том, что «чем больше земли получили бы крестьяне при освобождении и чем дешевле бы они ее получили, тем быстрее, шире и свободнее шло бы развитие капитализма в России, тем выше был бы жизненный уровень населения…». Именно так написал он в ответ на критику Павлом Скворцовым «Развития капитализма в России» 24.

В общем и целом программа РСДРП приобретала все более четкие и зримые очертания. Теперь надо было ее обсудить, а потом… Вот о том, как ее обсуждать и особенно — что делать потом, ясности как раз и не было.

Прежде, когда среди социал-демократов не существовало принципиальных разногласий или, во всяком случае, они не делали погоды, объединение являлось результатом налаживания связей и соглашения между всеми организациями и группами без каких-либо разборок (сегодня такое объединение назвали бы «моделью консенсуса»). Но когда разборки уже начались и под флагом социал-демократии действовали самые разнородные элементы, необходимо было понять сам принцип соединения в партию.

В 1894 году, в полемике со Струве, Ульянов написал: «По каким признакам судить нам о реальных «помыслах и чувствах» реальных личностей? Понятно, что такой признак может быть лишь один: действия этих личностей, — а так как речь идет только об общественных «помыслах и чувствах», то следует добавить еще: общественные действия личностей…» 25 Но чтобы судить по действиям, то есть по делам, надо, видимо, предложить и само общее дело.

Трудно сказать, вспоминал ли Ульянов давний самарский опыт Скляренко, пытавшегося уговорами склонить «вождей» местных, довольно пестрых кружков к объединению. «Консенсуса» тогда не вышло. И уговоры завершились общей пьянкой и головной болью на следующий день. Но вполне возможно, что от той поры могли остаться и другие воспоминания…

В свое время Владимир не раз встречал на Волге ватаги бурлаков. В отличие от случайных компаний, возникающих на почве веселого времяпрепровождения, ватаги создавались для конкретного дела — тянуть баржу. Именно способность к такой «тяге» и определяла подбор людей. Это тот тип организации, который создается прежде всего для совместного действия и под конкретное дело.

Ульянов считал, что таким общим делом, способным вытащить партию из болота «экономизма», сплотить ее идейно и организационно, могло бы стать издание общероссийской нелегальной газеты.

Идея эта, судя по всему, возникла летом 1899 года в ходе переписки Владимира Ильича